– Не наигралась еще, Марго, в строптивую невесту? Чем я тебе не угодил, что ты меня так изводишь? До свадьбы я потакал всем твоим прихотям: кольца, серьги, драгоценный камни, да одна драконья цепь стоит половину моего состояния, а ты даже не перекинулась ни разу! Я стерпел, когда ты сбежала с брачного ложа сразу после ночи, полной страсти. Подожди… или может тебе не понравилась первая близость, и все твои вздохи были лишь притворством и обманом, а сама ты готовилась к побегу?
Марго всматривалась в красивые черты лица своего «мужа», а память услужливо открывала шкатулки памяти с давно забытыми и затёртыми воспоминаниями о первой любви, тёплых летних ночах, страстных поцелуях на своих губах, о скошенной траве и бабушкином сеновале.
Маргарита затуманенным взглядом вновь видела сильные мужские руки, жарко прижимающие девушку к груди. Шёлковый платок цвета голубого неба медленно падал с головы; рыжие локоны, освобождаясь, словно водопад, накрыли голые плечи мужчины. «Ты мой огненный цветок, – выдохнул мужчина в розовые губы, нежно касаясь их пальцем, обводя по контуру, заставляя приоткрыться. – Этой ночью ты будешь моей», – он медленно провёл языком по припухшим губам. Застонав, девушка сама притянула мужчину к себе.
Страстные требовательные поцелуи сменялись нежными и невесомыми, словно прикосновения ветерка к губам. Марго таяла, словно воск, от жаркого огня, и желание отдаться ласкам этого мужчины казалось правильным, всё сильнее закручиваясь спиралью в животе. Блузка уплыла в туман, табун мурашек бежал вслед за руками мужчины, по спине. Нежные объятья пьянили сильнее любого вина, зажигая огоньки страсти в зелёных глазах; пальцы девушки рисовали узоры на загорелой, до тёмного шоколада, спине любимого…
– Марго! – дверь снова громко вздрогнула, вырывая учительницу из нежных грёз.
– Нет, первая ночь была просто великолепна, я ни о чём и ни о ком не жалею, – девушка улыбнулась своим мыслям.
Глава 4. Приду, только уж и ты приходи
«Ревность всегда смотрит в подзорную трубу, делающую маленькие предметы большими, карликов – гигантами, подозрения – истинами»
Мигель де Сервантес
Маргарита Семёновна прикрыла рот и посмотрела по сторонам.
– Вы зачем при посторонних такие речи ведёте, это неприлично. Нас же слышат! – девушка покраснела и опустила голову, заметив, как захихикала служанка.
– Я тебе скажу, что неприлично! А неприлично замужней женщине по болотам бегать от мужа и на слуг кидаться! – шипел и краснел Теодор. – А за этих не беспокойся: отрублю головы всем свидетелям – получится, что никто нас и не слышал.
Марго увидела, как у служанки поменялся цвет лица, с розового на зелёный.
– Бедняжка, – прошептала Марго и, уронив кристалл, осела под дверь.
– Марго, душа моя, что с тобой? – с той стороны в дверь заколотили, словно кувалдой.
Учительница подобрала кристалл с пола и произнесла:
– Не нужно никого убивать, пожалуйста! И перестаньте колотить в дверь, спине больно от вашей заботы.
– Я не могу оставить их в живых, да они и сами понимают, что стали свидетелями постыдной сцены. Ты и охранник, наш разговор.
– Да что ты прицепился к этому охраннику? Сказал же тебе лекарь, что я не в себе. Значит, не отвечаю за свои поступки. Может, в бреду приняла его за тебя, – резко в разговор ворвалось «ты». – Уважаемый Теодор, вы не против, если я задам несколько вопросов, что накопились у меня за время моего забытья? – на мужчину через кристалл смотрели любимые улыбающиеся глаза его, и только его врединки.
– Жена моя, ты уж определись: на «ты» или на «вы» ко мне? Хорошо, выслушаю тебя.
– Мы в волшебном мире… ну то есть, тут есть волшебство, вы волшебники? – Маргарита закусила нижнюю губу, ожидая ответа.
– Можно и так сказать, – удивлённо ответил Теодор. – Ирвин, это правда, что она почти ничего не помнит? Что за бред она несёт?
– Получается, и зелья волшебные варить умеете? – продолжила задавать нелепые вопросы девушка.
– Умеем, – вклинился в разговор Ирвин. – Я понял, что она хочет предложить, Теодор, у меня и правда есть зелье забвения. Можно заставить выпить всех слуг, включая меня – твоего верного и преданного друга детства хочу заметить…
Теодор ухмыльнулся, его не проняла обвинительная речь. В душе он сам понимал, что не сможет убить друга, да и никого не сможет: добрый очень (это на поле брани он наводил ужас, а в своём замке даже мышей не трогал), и был уверен, что друг это знает.