И предложил мне воспользоваться его деньгами и связями Агуста и Орста. И мы разработали план…
Во-первых, я побоялась, что если Фипп останется, его светлость увезет меня из поместья силой. Потому что неприлично мужчине и женщине жить вместе в одном доме, и не быть при этом мужем и женой… ну, или сестрой и братом, или родителем и ребенком… Тем более тогда мы бы на самом деле остались совсем одни. Даже без прислуги. Поэтому Фипп поехал в Крамсберг, чтобы его светлость решил, что я остаюсь одна, и чтобы нанять прислугу в мое поместье.
Во-вторых, он поговорил с дядями, рассказал им о наших успехах и заручился их поддержкой. Фипп сказал, что Агуст сразу же уехал в Мерденбург в «ручному» генералу, договариваться о заключении договоров. А взамен мы подарили им патент на консервный нож. Делать его легко и просто, и Агуст с Орстом смогут легко открыть свою мастерскую по их производству, и снабжать этим нужным девайсом армию. А дальше и до фабрики недалеко.
В-третьих, Фипп закупил кое-какие запчасти для доработки станков. Я предложила попробовать выпускать маленькие консервы весом в одну либру (*500гр), а не двадцать. Это сделает продукт еще более дешевым и доступным. И можно будет продавать не только в армию, но и домохозяйствам. И не только тушенку, но и овощные консервы. В этом нам тоже помогут Агуст и Орст… у них ведь уже есть лавки.
Конечно же, я сильно нервничала, ожидая возвращения Фиппа. Ведь все могло пойти совсем не так, как мне хотелось бы.
Теперь, я правда, должна была Фиппу столько, что у меня холодело в груди… но зато можно было двигаться дальше.
Фипп представил меня прислуге, как хозяйку поместья. Экономка – госпожа Зензи, кухарка, горничная Парла и конюх почтительно кланялись и заверяли меня, что приложат все усилия для работы. Вот только они у меня не вызывали никаких чувств.
Я уже знала, что с экономкой мы никогда не подружимся. Горничная так и останется услужливой тенью рядом. Конюх никогда не подскажет, как лучше поступить. А кухарка… просто будет… И хотя я буду относиться ко всем с должным уважением, они никогда не заменят мне Гизеллу и ее семью.
Не знаю, они в этом виноваты, или я так сильно изменилась.
Со следующего дня заработал наш цех. Пять ведерных банок в день кажется не так уж много, но полки в кладовке постепенно заполнялись, вселяя в меня надежду на лучшее.
Фипп работал над проектом модернизации оборудования, чтобы можно было делать маленькие баночки, следил за работой ребят на станках и по вечерам загружал автоклав.
На мне было общее руководство, контроль за работой убойного цеха, за разделкой мяса, за соблюдением точного рецепта, за порядком в цехе, в служебном помещении, где переодевались и обедали сотрудники, за чистотой спецодежды… Я по несколько раз в день обходила цеха, решая проблемы, возникающие на ровном месте.
Мне пришлось нанять уборщицу, потому что снег стал энергично таять и всю грязь работники невольно потащили в цеха. К тому же бойню надо было тщательно очищать и расстилать на землю толстый слой свежей соломы каждый раз после забоя. Я когда в первый раз зашла туда после разделки мяса, чуть не свалилась в обморок. Не думала, что это такое жуткое зрелище.
На кухне мы тоже мыли столы, стены и полы по два-три раза в день. Сначала я думала, что Матти, кухонная работница, сама справится с уборкой, но потом поняла – это совсем негигиенично. Надо разделять условно чистые и условно грязные работы.
Кроме всего прочего мне пришлось взять на себя еще и ведение учета по цеху и поместью в целом. Книги по домашнему хозяйству вела экономка. Я только раз в неделю проверяла ее расчеты и переносила данные в сводную таблицу.
Каждый вечер после ужина, пока Фипп караулил автоклав, я по паре часов проводила в кабинете за расчетами.
– Леди, – в один из таких вечеров ко мне постучала экономка, – к вам прибыл посыльный его величества. Говорит срочно…
Я от неожиданности даже перо выронила из рук, заляпав чернилами всю страницу. Сердце глухо стукнулось об ребра… что еще за неприятности нас ждут? Когда все хорошо, посыльные от его величества не приезжают.
– Леди Лили, – посыльный оказался совсем еще молодым человеком, не старше двадцати лет. Рыженький, конопатый и очень милый. Вот только взгляд его был не по годам серьезен, – послание от его величества. Велено, чтобы вы ознакомились и дали ответ тотчас же…
Он вытащил из-за пазухи большой конверт, запечатанный сургучной печатью и протянул мне с легким поклоном.
Видно было, что он спешил. Его одежда, весьма приличная, была заляпана весенней грязью, покрыта пылью, а сам он выглядел очень усталым.