Смотреть на братоубийцу было противно. Как он враз изменился. Каким борзым был со мной и братом… и тявкающая болонка перед этим Высшим. Противно смотреть и слушать.
А сам Рогрих… Я начала молиться, чтобы меня купил не он. Настолько неприятные чувства он вызвал во мне. Вот только других Высших я пока не видела лицом к лицу. Может, они еще хуже.
За несколько часов в Мейлисе я поняла, что надеяться на лучшее здесь бессмысленно. Каждый новый час приносил все новые и новые пакости. И похоже, дальше будет хуже. А от торгов вообще стоит ждать только самого премерзкого и пакостного исхода.
Раскланявшись с Высшим, Лаймах потащил меня вперед. Еще пара рогатиков останавливали нас по дороге, рассматривали меня, разве что в зубы не заглядывали, как кобыле. Каждый с неизменной самоуверенностью заявлял, что я обязательно достанусь только ему.
Лаймах с равным энтузиазмом желал удачи всем. Разойдясь с последним, довольно потирал руки.
— Как они сцепятся за тебя, Рябченкова! Будут стегать и стегать толаны, чтобы перебить цену друг друга. Аукциону отойдет знатный процент.
— Твоему брату отойдет, — фыркнула я. — Аукцион пока еще не твой.
— Станет моим со дня на день! — Мне не удалось пошатнуть самоуверенность Лаймаха. — Никто не оставит неудачника во главе предприятия. Скоро главным стану я.
Да хоть солнцем на небе стань. Лишь бы не моим главным. И не Марининым. Эх, подруга, подруга, как тебя вызволить из лап этого психопата?!
Мы шли и шли по коридору. Я уже начала думать, что вся моя жизнь пройдет под похотливыми и оценивающими взглядами краснорогих Высших. Но Лаймах наконец остановился перед дверями, пнул створку и толкнул меня внутрь.
Я оказалась в небольшом закутке, завешенном бордовыми портьерами. Похититель просунул между ними голову и что-то сказал негромко и отрывисто. До меня донесся гул голосов.
Лаймах повернулся обратно, задергивая портьеры. Нетерпеливо, с шумом выдохнул воздух. Схватил меня за подбородок, придирчиво осмотрел.
— Рожа у тебя ничего так. Высшие уже запали, даром что мослатая.
— Жаль, не могу сказать того же о твоей роже, — огрызнулась я.
— Ты помнишь про свою подружку и ее пальчики? Будешь прилично себя вести?
— Помню, — буркнула, в мыслях желая демону сдохнуть.
Лаймах хмыкнул и выпустил меня. Я ждала очередного измывательства. Но демон отвернулся и выжидающе уставился на стену. Я с опаской наблюдала за ним, не зная, чего еще ожидать.
А затем из стены вырвался сполох пламени. Я взвизгнула. Пожар?! Но сполох тут же погас. Лаймах стремительно обернулся ко мне.
— Давай, Рябченкова. Твой выход. Сейчас ты обретешь хозяина.
Глава 22
Это вырывающееся пламя у них как лампочка над дверью врача. Загорелась — заходи. Я сделала шажочек к портьере на дрожащих ногах. И еще один. Лаймах взрыкнул от нетерпения и с силой пнул меня коленом в спину. Я пискнула от боли. Думала, сейчас рухну на пол ничком и разобью голову.
Но воздух передо мной сгустился, и меня протолкнуло вперед, словно ложку в киселе. Я оказалась по другую сторону портьер.
И чуть не ослепла от изобилия красного. По контрасту с черным залом здесь как будто все горело. Я снова ощутила себя в настоящем аду, в огненной геене с котлами и чертями.
Сами черти были тут как тут. Я стояла на широкой сцене, а они расселись в креслах внизу. Элегантные и рогатые. Даже разглядывая меня снизу вверх, они ухитрялись смотреть свысока. Колоссальный интерес, пылающий в их глазах, не затмевал этой презрительной надменности.
И один из них станет моим хозяином. Кто же? Уже знакомый мне противный Рогрих? Его сосед, развалившийся нога за ногу, в белоснежной рубахе и бабочке, с серьезным, чуть отстраненным лицом? Не хватает только поднятой руки с оттопыренным указательным пальцем для сходства со знаменитым кадром из «Крестного отца» с Марлоном Брандо.
Или пижон с краю, классический плейбой? Он сидел без пиджака, в одной рубахе, и сквозь нее были видны упругие мускулы. Поймав мой взгляд, пижон подмигнул. По его рожкам пробежали искры. Сосед пижона заметил это и присвистнул, указывая всем на мерцающие рожки.
Демоны тут же начали хлопать и смеяться. Некоторые показывали на своих соседей — у тех тоже мерцало.
Каэрх стоял справа от меня за черной трибуной без единого узора. Он тоже заулыбался и захлопал вместе со всеми. Лаймах стоял на противоположном краю сцены, сверля брата подозрительным взглядом. Уж кому бы тут быть подозрительным, как не главному мошеннику Мейлиса!
Каэрх дождался, пока шум в зале стихнет, и заговорил: