Над морем поднималось солнце. Синева отступала, уползала до вечера. Мир медленно, но уверенно делался золотым, розовым и белым. Они ушли достаточно далеко, чтоб обломки лайнера, гарь и копоть пропали из поля зрения. Лиза откуда-то знала, что если она обернется, то уже не увидит их. Волны залечили и разгладили раны берега, новая зелень уже прорастает на месте старой.
Но она не оборачивалась.
Постепенно берег моря вывел их к небольшому лесу — не тропическому, самому обычному, уместному где-нибудь в средней полосе России — и Лаверн сел на поваленное старое дерево и блаженно вытянул ноги. Лиза устроилась рядом и промолвила:
— Наверно, мы все-таки умерли.
— Что за глупости, девчонка! — нахмурился Лаверн. — Я, конечно, знал, что ты говоришь, не думая, но такое…
Лиза пропустила его фразу мимо ушей.
— Послушай, — сказала она, — а почему Царь-Ворон все-таки истребил твой народ?
Лаверн горько усмехнулся.
— Хотел забрать себе исконные земли фейери, зачем же еще.
— Он говорил, — вспомнила Лиза, — что вы для него как тараканы. Вредители.
Лаверн равнодушно усмехнулся.
— Может быть. Но он во многом оказался прав. Зачем мне мое царство, если не будет больше других фейери, и я буду там один? Незачем.
Лиза дружески сжала его руку.
— Ты не один, — напомнила она. — Я с тобой.
Несколько минут они сидели молча, а затем Лиза собралась с силами и задала давно мучивший ее вопрос:
— Но почему он тогда просто не убил тебя? Ни в тот раз, ни сегодня?
— Не знаю, — произнес Лаверн слишком торопливо и тотчас же поспешил добавить: — Он прекрасно понимал, что я захочу отомстить и отвоевать свои земли. Этого нельзя было не понимать. Но он почему-то решил меня переделать и свел с тобой.
Солнце поднималось над лесом, и среди деревьев защебетали первые птахи. От травы пахло земляникой — сладко, горячо, пронизывающе. Должно быть, в этих местах целые земляничные поляны, и крупные красные ягоды скрываются под резными листками, ждут, когда их сорвут.
— И ты решил отказаться от войны, — сказала Лиза. Лаверн качнул головой, перегнулся через ствол дерева и сорвал тонкий земляничный стебелек — листья, три ягодки и один только что раскрывшийся цветок. Протянул Лизе, словно уловил ее желание отведать земляники.
— Я все равно ничего не верну, — устало проговорил Лаверн. — Я уже ничего не исправлю. Все было кончено давным-давно, а я так этого и не понял.
Ягоды в самом деле были сладкими, и, раскатывая их языком по небу, Лиза поняла, насколько проголодалась — поняла и обрадовалась. Значит, она жива, значит, еще ничего не закончилось. Какой же ты мертвый, если хочешь есть?
— Главное, что ты не один, — сказала Лиза, проглотив землянику. — А там посмотрим.
За лесом лежали зеленые холмы и луга. Лиза шла по тропинке, возникавшей перед ее ногами, и ей казалось, что новый мир рождается по ее воле. Стоит захотеть — и появятся озера и реки, фруктовые сады, бескрайние пшеничные поля, леса и степи, стоит захотеть — и будет жизнь, в которой найдется место только для хорошего.
Когда она поделилась этой мыслью с Лаверном, то фейери задумчиво произнес:
— Мне тоже это пришло в голову. И знаешь, что? Этот мир кажется мне смутно знакомым, словно я уже был здесь раньше.
Он остановился и указал вперед.
— Вон за тем холмом должен быть ручей. Я в этом уверен. Он всегда там был.
Лиза ободряюще улыбнулась, ловя себя на мысли, что вот такой Лаверн — открытый, добрый и свободный — нравится ей намного больше. Прежний язвительный и почти жестокий фейери постепенно исчезал, не оставляя следов.
— Пойдем посмотрим? — предложила она.
За холмом действительно был ручеек — маленький и шустрый, он бежал на восток, постепенно разливаясь и становясь шире и тише. Через ручей был переброшен небольшой, почти игрушечный мостик, а поодаль, в тени цветущей сирени, стояли деревянные скамейки.
— Мы тут не одни, — поняла Лиза. — Природа это одно, но мостик и скамейки — это уже другой разговор.
Лаверн усмехнулся.
— Конечно, девчонка. Мы тут не одни. Царь-Ворон позволил твоим друзьям убраться отсюда, но сам не ушел.
Лиза ожидала, что от упоминания Царя-Ворона ей станет как минимум страшновато. Вспомнился клубок мрака, пронизанный каким-то первобытным ужасом, вспомнились распахнутые крылья, в которых расцветали все новые и новые картины войны и разрушения — но страх так и не появился.
Ей почему-то стало спокойно.
Напившись из ручья, они сели на скамейку, и Лиза, протянув руку к ветке сирени, оторвала один из цветков и сказала: