– Хорошо, только давай быстро, я всё ещё мечтаю поспать до трезвона будильника!
Обрадовался, словно ребёнок, которому подарили самую желанную на свете игрушку. Эх, и что мне с ним делать? Ведь врачи опять скажут – здоров, страдает излишней верой в чудеса. А это, к сожалению, не лечится.
Легла на пол, а отец, карябая краску на досках, принялся чертить вокруг меня какие-то закорючки. И бормотать, что в этот раз обязательно получится.
– А как же иначе? – удивился он сам себе. – Ведь с графином вышло, с чашкой вышло, принцип работы я понял, осталось самую малость, да…
Сколько я уже участвовала в его «открытиях», не перечесть. И каждый раз он недоумённо смотрел на деяние рук своих и горестно вздыхал: «Как же так! Я же всё рассчитал! Быть этого не может!»
Так что сейчас, слушая бормотание, я жалела только о том, что на полу нет пледа и подушки. И жёстко ещё, вот.
Но, несмотря на все неудобства, глаза стали закрываться, и голос отца казался всё тише и тише. Пока не пропал совсем – правда, только на миг. Потом я расслышала звон, сначала едва слышный, почти неразличимый. Открыла глаза, огляделась и в первое мгновение подумала, что всё ещё сплю.
В тех местах, где родитель нарисовал свои закорючки, ровными столбами поднимался свет, похожий на туман, подсвеченный голубыми лампами. И стало холодно, будто ветер подул, северный, колючий.
Сон как рукой сняло, да и о каком сне речь, если тут такое!
Столбы тумана стали закручиваться в воронки, переплетаясь между собой. А я всё сидела и смотрела, хотя интуиция буквально вопила – беги отсюда, беги!
Красиво, завораживающе. Главное, папа достиг своей цели. Целых двадцать лет неудач…
– Получилось… – выдохнула тихо.
А дальше произошло несколько вещей одновременно: звон стал просто невыносимым, очертания комнаты смазались, превращаясь в мешанину красок и света, и послышался визг. Последний издавала я – от страха, от непонимания, от желания что-то изменить.
Рванула вперёд, врезалась в прозрачный купол и упала навзничь, больно ударившись головой. Кажется, это было последним, что я запомнила, прежде чем сознание погасло.
Тошнило… И мир вращался перед глазами, несмотря на то, что я их не открывала. А ещё боль прострелила висок, стоило повернуть голову.
Медленно приоткрыла глаза и тут же зажмурилась вновь. Так вроде бы и не страшно, и даже можно думать, что я по-прежнему лежу на полу в нашем доме, а не на земле среди высоких деревьев.
Вот только лежать неприятно. Одежда стала влажной от росы, и ветер лёгкий, но прохладный, укорил меня – не притворяйся, ты не дома.
Открыла глаза и села, пытаясь отогнать чёрных мушек, что мельтешили передо мной.
Лес, ну или не лес, поляна и деревья высокие, раскидистые, с шикарной лиственной шевелюрой. Вот тебе и «туда», вот тебе и кабинет президента…
И что мне теперь со всем этим делать?!
Запрокинула голову и, щурясь, посмотрела на небо. Самое обычное – белые рваные облака, голубой небосвод, солнце лениво выползает на работу. Если судить по ощущениям, то здесь тоже раннее утро. Осталось только понять, где именно находится это «здесь».
Хотя… Может, я тороплюсь? И папа совсем скоро вернёт меня назад? Ведь он что-то говорил про графин и чашку, и что с расчётами разобрался.
Значит, нужно просто подождать.
А ведь это впрямь чудо. Я была дома, и р-р-раз – уже где-то в лесу. Если бы только одежда была соответствующей, а то холодно в лёгкой пижаме, да и тапочки с пушистыми заячьими мордашками особо не греют.
И ещё было бы неплохо, если бы отец объяснил, куда именно он меня отправил. Пусть я не поверила бы его словам, зато сейчас знала бы правду.
Сидеть на месте стало невыносимым. Встала на ноги и принялась делать зарядку, чтобы хоть как-то согреться. Прыжки, приседания, наклоны – здоровый образ жизни, не иначе. Прыгать-то я прыгала, пока не заметила что-то блестящее в траве неподалёку.
Любопытство мне не чуждо. Пошла взглянуть на находку, да так и замерла, не дойдя пару шагов. Грея пузатые бока на солнце, на земле лежал графин, наш графин, а неподалёку от него – чашка со сколотым краем, та самая, которую отец так любит.
Выходит… Что же это выходит? Он отправил меня «туда», не зная, как вернуть обратно?!
Я никогда не плакала. Точнее, это было настолько давно, что, наверное, попросту забыла, когда в последний раз такое случалось. Зато теперь слёзы жгучими дорожками катились по щекам, и я ничего не могла с этим поделать.
Не скажу, что жизнь у меня была такой уж лёгкой. Но сносной, это уж точно. Несмотря на свои девятнадцать лет, я научилась быть самостоятельной. Да и как тут не научишься? Мать ушла от нас, бросив меня на попечение отца, которому было дело разве что до старинных свитков да записей очередной ведьмы-мученицы времён инквизиции. Тогда мне только-только исполнилось девять. Пришлось взрослеть.