Мерелис выдохнула, уставилась на меня с неприкрытой злостью. Она волнуется? Похоже на то.
— Я постараюсь быть как можно незаметнее, — заверила я. — Я прекрасно помню, что могу выдать своё происхождение в любой момент, и помню, к чему это приведёт. Вас обвинят в преступлении, а меня казнят или "отпустят".
— Тшан Бессердый пройдёт мимо, и затем всех, на ком он взгляд не задержит, отпустят. Ничего сложного.
— Ничего сложного, — эхом повторила я.
Кажется, сейчас мне по-настоящему улыбнётся удача: я узнаю, был ли вчерашний дракон Тшаном, а он меня точно не узнает, потому что будет в состоянии транса. Это же великолепно! Пускай потом ищет несуществующую служанку. Хотя… Узнать, что никакой служанки не было, для него не составит труда. Но все равно попотеть придётся. Я выиграю время, которое мне так необходимо.
Идею побега я окончательно отвергла как глупую и несостоятельную. Я придумала кое-что получше. По словам дракона, моя клятва сама по себе пустышка. Она работает, пока есть зеркальный шар. Что будет, если его разбить? Сначала надо выяснить, потом бить. Лишь бы меня раньше не прихлопнули.
Я вздохнула и торопливо доела кашу, пока Мерелис не решила ещё что-нибудь мне сообщить. Впрочем, до конца завтрака надзирательница меня не беспокоила, а после отпрвила готовиться. Оказывается, на второй этап следовало надеть светлое платье с открытым декольте, чтобы была видна светящаяся над сердцем метка.
8
У меня начинает складываться впечатление, что в жизни аристократок всё начинается с ванной. Горничная отправила меня отмокать в травяном отваре, намазала на лицо толстый слой бурой пахучей жижи и заверила, что я непременно стану самой красивой из невест. Я не стала разуверять девушку, а служанка восприняла моё молчание как одобрение и продолжила щебетать:
— Небесный обязательно задержит на вас взгляд, светлая.
Надеюсь, нет. Сколько времени понадобится вчерашнему дракону, чтобы понять, что я иномирянка? В поместье, скорее бы в поместье, а уж там я доберусь сначала до библиотеки, а потом и до зеркального шарика.
Горничная смыла с лица жижу и принялась втирать в кожу нечто среднее между желе и кремом.
— Вы будете сиять, — не унималась она.
Стараниями служанки я была готова к сроку. Нитку белого жемчуга в причёске сменила в два раза более длинная нить розового жемчуга. Губы тронул перламутровый блеск. Горничная подала мне розовато-белое платье из летящего шифона, если я правильно определила ткань. Атласные ленты украшали лиф, юбка начиналась из-под груди и свободно струилась до пола, обрисовывая ноги при каждом шаге. Платье было простым, но в этой простоте скрывалась роскошь.
— Вам невероятно к лицу, светлая.
Служанка не соврала. Подобранный цвет оттенял кожу, и создавал ощущение лёгкости и одновременно хрупкости. Даже Мерелис оценила:
— Достойно, — кивнула она.
— Небесный просто не сможет пропустить такую красоту.
Мерелис перекосило.
— Оставь нас, — пропросила я горничную.
Девушка поклонилась и испарилась. Дверь за ней плотно закрылась. Я выждала ещё три секунды и уточнила:
— Свтелая, а дракон, находясь в трансе, не сможет увидеть…
— Нет, об этом не беспокойся.
— Почему вы уверены, что меня не выберут?
— Потому что из нескольких тысяч девушек выберут сотню, а то и меньше. Надо быть очень везучей, чтобы попасть на третий этап отбора. Идём.
И мы пошли. Спустились на лифте в огромный холл.
— Не смотри по сторонам как ротозейка, — зашипела Мерелис, едва я попыталась оглядеться. — Ты та Верде! Не позорь своё имя. За мной.
В холле толпились невесты. Девушки сбивались в стайки и жались друг к другу. Сначала я удивилась, что соперницы проявляют такое единодушие, а потом поняла. Девушки одеты в одинаковые похожие на ночные сорочки балахоны с кватдратным вырезом, скупо украшенным узенькой полоской кружева. Явно, одевал девушек небесный храм, а значит, девочки из небогатых семей, их выдернули из привычного окружения, доставили в столицу. Наверное, попасть на следующий этап они и не местают, всего боятся, вот и держатся друг за друга. Я подобного удовольствия лишена.
Аристократки всё же были. Я насчитала трёх элегантно одетых гордячек, держащихся поодиночке и одну не менее элегантную, но более приветливую кокетку, стрелявшую глазками и рассыпавшую очаровательные улыбки.
— Какая возмутительная вульгарность, — пробормотала Мерелис.
Я посмотрела туда же, куда смотрела моя надзирательница. У стены лучилась самодовольством… копна. Целый стог оборок, рюшей, кружав, бантов, цветов, лент. Казалось бы, всё выдержано в светлой цветовой гамме, но у меня зарябило в глазах, и я поспешно отвернулась.
Были и другие девушки. Наверное, обычные горожанки.
— Свтелая Верде, рада неожиданной встрече, — нас остановила компаньонка одной из аристократок.
— Светлая Раэнь! Неужели вы? Сколько же мы не виделись.
— Лет десять, не меньше. Мы ведь не виделись с тех пор, как Всенебеснейшая посчитала пребывание в столице та Верде нежелательным.
Теплоты в глазах Мерелис поубавилось, а собеседница словно и не заметила:
— Откровенно говоря, удивлена. Не припомню, чтобы кто-то из та Верде получал метку. Это в нашем роду Лали уже вторая за последние пятьдесят лет.
Интересно, все аристократки изливают словесный яд как дышат или когда-то Мерелис сшипелась с себеподобной, а теперь пожинает плоды "дружбы"?
— Светлая Верде, ты не представишь мне свою юную подопечную?
— Ох, простите, светлая. Разумеется. Моя подопечная светлая Халиала та Верде.
— Приятно познакомиться со столь очаровательным созданием.
Я смущённо улыбнулась.
— Моя дочь светлая Лалиола та Раэнь.
— Очень приятно.
— Ох, светлая Халиала. Вы позволите называть вас так? Должно быть, это ужасно — не иметь даже шанса побывать в столице, безвыездно сидеть в захолустье. И даже сейчас сразу после второго этапа вам придётся уехать.
Гадюка младшая.
Придумать достойный ответ я не успела. К нам подошёл мужчина, облачённый в подобие доспеха. Его закрытое одеяние состояло из лазурно-голубых пластинок этакой чешуёй закрывающих всё тело. Каждая пластинка была покрыта причудливыми символами, выведенными золотой краской. Золотом были покрашены волосы, Даже я, далёкая от местных реалий, сообразила, что перед нами жрец, что голубой цвет означает небо, а золотой — солнце.