— Умничала постоянно. Эти ее вечные: «Олежеку со мной так хорошо, поэтому он даже не смотрит на других женщин». А я слушала, кивала и вспоминала, как мы с тобой несколько часов назад трахались. Во Надька, умора.
Новая волна рыданий рвалась наружу.
Бежать! Бежать отсюда скорее! Прочь из этого гадюшника. Подальше от мерзких предателей. Как они могли? И какой же я была идиоткой! Наивной. Самодовольной. Слепой. А эти двое… потешались надо мной за глаза.
Ладно Лидка, но Олег!
Что плохого я ему сделала! Старалась, угождала, в рот заглядывала, как учил шарлатан-Джахма! Пыталась быть самой лучшей — и вот результат.
В этот раз всхлип вышел таким громким, что темная фигура за матовым стеклом замерла, а потом начала приближаться. Дверь медленно открывалась, клин света на полу рос, а я все стояла в полумраке коридора каменным изваянием и не могла пошевелиться. Только зажимала руками рот.
— Слышала, значит, — сказала Лидка и посмотрела на меня холодно и с насмешкой. Снисходительно так посмотрела. Свысока. Как я когда-то смотрела на нее, разведенную и униженную изменой. — А ведь, знаешь, все началось со спортивного интереса. Ты всегда так хвасталась верностью своего Олеженьки, что мне захотелось проверить его на вшивость.
Я покачала головой. Меня будто ножом ударили. Будто били им снова и снова. Раз за разом. Безжалостно. В сердце.
Как они могли, эти двое?
— Злилась я на тебя очень. Ты же мне на больное место своим семейным счастьем давила. Тыкала им постоянно в глаза. Крутила, как сочным бифштексом, перед голодным ртом. Чего теперь плачешь?
Плачу? Да, плачу.
Слезы широкими дорожками катились из глаз и оседали в уголках губ солью.
За что?
Силы вернулись. Оцепенение схлынуло. Чувство обиды и жалости к себе сменилось гневом. Развернувшись, я кинулась к своему чемодану.
Одеться — и на улицу. Ни минуты здесь я больше не выдержу.
Лидка последовала за мной в гостиную:
— Ну и куда ты? Два часа ночи. Хочешь, чтобы тебя где-нибудь в подворотне изнасиловали и убили?
Трясущимися руками я натянула джинсы и взялась за свитер.
— Останься. Утром уйдешь, — она попыталась отобрать у меня чемодан, и в эту секунду внезапное воспоминание прошило, как разряд молнии.
Я успела пересечь половину коридора, как вдруг резко остановилась и выпустила сумку из рук.
Олег сказал, что его любовница ждет ребенка.
— Ты беременна?
Сердце сжалось. Болезненно заныло под ребрами.
Я стояла к Лидке спиной, но видела ее отражение в зеркале шкафа-купе. В ответ на мой вопрос глаза бывшей подруженьки округлились, брови поползли вверх, затем удивленное выражение на лице сменилось хитрым.
— Забеременею, — губы тронула кривая ухмылка. — Дай время, и все будет. Без обид, подруга. Мужики с зарплатой двести тысяч на дороге не валяются. Ты одна, а у меня ребенок. Мне о его судьбе думать надо.
Солгала, значит, ему про залет.
После слов Лидки я, наверное, должна была почувствовать, как нож предательства проворачивается в свежей ране, но нет. В душе темной грязной волной всколыхнулось что-то похожее на злорадство.
Какие же мужики все-таки дураки!
Не нравилось быть для жены богом — станешь для любовницы кошельком на ножках.
Теперь вместо вкусных ужинов черпай полной ложкой чужое вранье. Приятного аппетита, Олеженька, не подавись.
— Знаешь, — сказала я, прежде чем уйти, и высоко вздернула подбородок. — Думаю, Олег тебя заслужил. Мне даже мстить ему не надо. Он сам себя наказал.
А теперь на лестничную клетку и в лифт. На улицу. В холодную февральскую ночь.
На этой неделе, как назло, ударили сильные морозы, мело каждый день. Коммунальные службы чистили дороги, а их заносило опять, поэтому сейчас я брела по колено в снегу и с трудом тащила за собой полупустой чемодан на бесполезных колесиках.
Слезы высохли, впереди лежала черная неизвестность, но последний разговор с Лидкой каким-то странным образом вернул мне душевное равновесие. Я поняла, что справлюсь: и работу найду, и мужчину достойного встречу, и все у меня наладится. Главное, пережить эту ночь. Эту темную морозную ночь, когда некуда податься.
Устав идти, я остановилась у запорошенной снегом лавочки и вытащила телефон. Надо написать сестре. Пусть переведет мне деньги на первое время.
А что, если взять и уехать к ней? А вот возьму, все брошу и рвану к Верке. Тем более бросать-то особо нечего. Ничего-то у меня своего и нет, кроме этого старенького чемодана с заедающей выдвижной ручкой.
Начинать жизнь с чистого листа можно в какой угодно стране.
Воодушевленная, я спрятала телефон обратно в сумку и пошла дальше. Снег скрипел под ногами, лицо щипало от мороза, улицы были пугающе пустынны. Спальный район, маленький городок, ночью жизнь здесь словно замирала.