Тогда Тания решила поставить вопрос иначе:
— Я хотела спросить: а разве женщина могла понести от своего брата? И какие рождались детки от такого брака? С ними всё было в порядке?
— Конечно, могла. И дети всегда рождались сильными катьярами, достойными своих родителей во всех отношениях. — Дайрин завязал последний шнурок и резко развернул к себе сестру. — И вообще, что это за вопрос такой — “могла ли понести от своего брата”? Запомни, катьяровская кровь самая сильная. Настолько сильная, что её ничем не перебить.
— Понятно, — только и смогла произнести Тания, хотя ей последняя фраза не сказала ровным счётом ничего. Подняла с пола мягкие кожаные сапожки; теперь можно было выйти из гардеробной, все нескромные места были надёжно спрятаны от посторонних глаз. — Кстати, а ты к чему вообще об этом заговорил?
— К тому, что я бы тоже с удовольствием принял участие в предстоящем турнире.
Тания ошеломлённо уставилась на Дайрина, а потом тихо произнесла:
— Я так рада, что вам всё же запретили такие браки.
— Это почему ещё? — спросил катьяр, обиженно прищуриваясь. — Я что, недостаточно хорош?
— При чём здесь это? Я о другом думала, — соврала Тания с каменным лицом. — Вдруг бы вы к этому времени вообще окончательно одичали и иссякли, — нашлась она с ответом.
Дверь гардеробной распахнулась.
— Ну и долго вы ещё тут будете шушукаться? — недовольно поинтересовался Алерий, обводя проницательным взглядом лица своего брата и сестры. — Давайте уже выходите, разговор есть.
— Только после вас. — Дайрин галантно протянул руку вперёд, приглашая сестру пройти первой.
Оказавшись в спальне, Тания тут же присела на стул и принялась надевать сапоги.
— Алерий, давай только быстрее говори, а то я и так уже опаздываю на тренировку к Михуру Мору. — А на языке так и крутилось “Мухомору”, именно так она его про себя и называла. — Боюсь даже предположить, что он сегодня со мной сделает за это опоздание.
— Именно об этом мы и хотели с тобой поговорить, — серьёзным тоном произнёс Дайрин и ожидающе уставился на старшего брата, как бы намекая, чтобы тот начал этот разговор первым, но Алерий упрямо молчал. — В общем, мы присутствовали на последней твоей тренировке и видели, как тебе сильно досталось, — выпалил он и пожал плечами, когда старший брат постучал себя по виску.
— Ну, просто замечательно, что тут скажешь, — недовольно проговорила Тания; ей было неимоверно стыдно за вчерашнюю тренировку: её буквально раскатали по полу лучшие ученики Мухомора. — А ведь я вас просила не приходить. Сказала же, что сама всё вам покажу, когда хоть чему-нибудь научусь.
— Остынь, — повысил голос Алерий. — Мы потому и пошли смотреть, что время проходит, а ты всё молчишь. А ведь уже скоро посвящение, а там и турнир не за горами. Мы переживаем за тебя!
— Не обижайся, сестрёнка, — попросил Дайрин. — Вот честно, если бы не синяки на твоём теле, вообще можно было бы подумать, что ты не ходишь на эти тренировки.
— Со мной всё в порядке. Я учусь, — снова слукавила Тания; эти занятия её научили только одному: правильно падать, уворачиваться от ударов и быстро убегать. — Медленно, правда, но всё же учусь!
— В общем, мы решили всё рассказать матери, — снова не сдержался Дайрин и на этот раз уже получил от старшего брата ощутимый тычок в спину.
— Да вы что! — испугалась Тания. — Даже не смейте думать об этом. Мне и так стыдно, что я такая неумёха, а тут ещё вы хотите окончательно опозорить меня перед родителями.
— Настоящий позор будет, когда ты с такими навыками, как сейчас, встанешь напротив старейшин рода и начнёшь вместе с ними танцевать священный танец, — нравоучительным тоном проговорил Алерий. — Тогда уже стыдно будет всем нам.
— Не будет! Я обязательно научусь, чего бы мне это ни стоило, — пообещала Тания и направилась к выходу, взялась за дверную ручку и посмотрела на братьев. — А вас я попрошу больше не приходить на мои тренировки, — процедила она сквозь зубы и с силой закрыла за собой дверь.
Братья переглянулись между собой, кивнули и зашагали вслед за сестрой.
— Давай через потайной ход пройдём из главной залы, — предложил Алерий.
— Давай, — согласился младший и побежал по коридору, крича: — Кто последний, тот и будет говорить с матерью.