«Пьяный лось» радовал глаз случайных прохожих и постоянных посетителей броской неоновой вывеской с реалистичным изображением одноименного животного, крупного парнокопытного, явно перебравшего горячительных напитков, и яркими, объемными голограммами, исполнявшими на тротуаре понятный только им одним танец — смесь вальса и ламбады.
Внутри было тихо: закрытые кабинки изолировали клиентов от внешнего мира, официанты добирались до каждого места бесшумно, даже домовые без малейшего звука исполняли свои непосредственные обязанности и убирали-чистили-доставляли из подпространства продукты «без шума и пыли».
Я огляделась, увидела уменьшенную копию своего зелёного зайца на одной из кабинок и смело шагнула в том направлении. Дверь получила отпечаток моего пальца. В следующую секунду я оказалась внутри.
Очередное помещение со свёрнутым пространством. Внутри — длинный, заставленный различной снедью стол, кресла, стулья, табуреты, приглушенная музыка, доносящаяся из чьего-то планетника, мягкий рассеянный свет, льющийся с потолка, и множество людей.
— Лизка! Наконец-то! — Илька все той же ящеркой подскочила ко мне, забрала подарок, скороговоркой пробормотала: «Спасибо» и потащила непутевую подругу на отведенное ей место.
— Ба, какие люди!
Оказавшийся моим соседом невысокий толстенький мужичок, больше всего напоминавший бочонок с пивом, ухмыльнулся во все свои тридцать два зуба, степенно поглаживая широкую бороду.
Я охотно вернула ухмылку:
— И тебе, Герти, не кашлять. Как командировка?
— Относительно, — пожал плечами мой собеседник. — Вернее, уносительно — еле ноги унёс.
— Это от англичан? — удивилась я, наливая себе бокал горячительного напитка. — Чем ты умудрился их так достать?
— Сами англичане — милейшие люди, — мужчина хитро прищурился. — А вот их королева…
— Погоди, — не поняла я, — как ты ко двору сумел пробиться?
— Так по легенде я был врачом ее фаворита, — Герти налил себе выпивку, мы чокнулись и охотно выпили в честь именинницы.
— Это Дадли-то? — уточнила я, закусывая бифштексом. — И чем ты ему не угодил?
Мы болтали без устали, отдыхая от зловредного, но столь необходимого в повседневной жизни начальства, бумажной рутины и очередных, так нужных этому миру, командировок в разные периоды нашего далеко не всегда славного прошлого.
Дома я оказалась поздно ночью, не раздеваясь, завалилась на постель и, уже засыпая, вспомнила, что так и не успела пообщаться с Жераром…
— Празднует она ночи напролет, гулена, а что делать бедному домовому? У нас все лекарства закончились! Говорил тебе: привези что-то нормальное из своих поездок! Чем я тебя сейчас лечить должен? Заговорами славян?
Тихий бубнёж пушистика был привычен и раздражения не вызывал. Наоборот, за такую искреннюю заботу я собиралась простить Дарику даже выходку с покупкой планетника.
— Лизка! Лизка, не смей засыпать! Через час собрание твоего отдела! Лизка!
Какое собрание? Чьего отдела? Пятая чашка крепкого кофе провалилась внутрь, будто в черную дыру. Эффекта, как и следовало ожидать, не было.
Голова наклонилась над столом, повисела в таком положении пару секунд, а затем стукнулась о полированную поверхность. Владелица непокорной части тела резко проснулась, но больше от звука, чем от боли. Неправильный он, звук то есть, громкий слишком. Пока потирала шишку и соображала, в чем дело, домовой закончил читать нотацию и недовольно фыркнул:
— В дверь это стучат, пришёл кто-то.
Упс. «Пить надо меньше», — как утверждал герой одного древнего фильма.
— Открой, — велела я.
— Лизка… — начало было зловредное создание.
— Открой, Дарик. Меня и не в таком состоянии здесь видели.
Пушистик, перекатываясь, добрался до двери.
— Елизавета!!!
Ох, боги и демоны, зачем же так орать???
Мартин, высокий, как по мне, чересчур накаченный, кареглазый жгучий брюнет, цель всех местных охотниц за мужьями и по совместительству мой родной брат, ворвался в кабинет ураганом. И что ему у себя не сидится?
— Март… — меня, естественно, перебили.
— Лизка, я тебя сейчас убью! — а орет-то, орет…
— Я не пила… — попыталась оправдаться я.
— Оно и видно. По тебе. Лизка…
Вот. Вот оно. Когда этот шельмец начинает пользоваться своим преимуществом — умением говорить с мягкими обволакивающими нотками в голосе — хочется простить ему все грехи и самой сознаться даже в том, чего не совершала.