– Иди сюда! – те двое уже очухались и бросились на меня.
Я ощутила на своем теле сразу несколько чужих рук, услышала треск платья, зажмурилась, продолжая отбиваться, не думая про опасность, про острый нож у горла… как вдруг холодный знакомый голос прорезал звуки нашей борьбы.
– Руки убрали. Все. Быстро.
Я обмерла, узнав голос Теодора.
***
Теодор до конца не верил в происходящее. Он набросил на себя плащ с капюшоном, когда Дана вышла из дворца. Сел на коня и направился за ней, пряча лицо. Потом, правда, когда девушка вдруг исчезла в хитросплетении переулков, Теодор немного заплутал. Он зашел на рынок, поблуждал там, не увидел Дану и решил зайти в неприметный переулок… из которого раздались звуки борьбы и женские крики. В которых он не сразу узнал голос Даны. А когда узнал, заледенело все внутри от ужаса. И перед глазами встали те картины, что она описывала ему недавно.
И вспомнился Теодору сон, который снился ему последние пару ночей. К чему был этот сон? И прознать прежде не мог. Видел Теодор, как ненавистный Милад, на коленях отчего-то стоящий перед ним, умолял его: «Спаси мою жену, Дану нашу, спаси!» Светлые волосы, упавшие на лоб, блестящие от слез глаза, алая полоса, как от удара клинка, на щеке, налитая кровью.
Все, как в страшном сне, случилось. Когда Теодор, и сам забыв об охране, рванул в тот переулок. Внутри короля закипала черная ненависть к насильникам, ко всем насильникам, что на пути Даны встречались когда-то! Грудь разрывал ужас, что хуже, хуже, чем убьют, его девочку сейчас. А причинят ей боль, невыносимую боль, не излечить которую уже никогда.
Рука Теодора сжимала клинок. А вторая, будто в агонии, плеть, как живую, магическую стиснула. Магия в нем настолько плескалась, ненавистью порожденная, что Теодор сам краем глаза заметил, как хвосты сине-белые, поблескивающие магическими искрами, в его руке шевелятся, как живые. Будто не плеть магическую он в руке держал, а тварь живую, неведомую, из другого мира, пленил, чтобы отомстить за Дану помогла, чтобы спасти у него удалось свою девочку.
«Небо, помилуй ее душу чистую, мою забери, лучше меня пусть убьют и изуродуют, не ее только!» – взмолился Теодор, влетая в переулок, и взмахнул плетью так, что искры посыпались. А в ушах его звенел голос Даны. Крик ее отчаянный: «Люблю его! Теодора люблю-ю…»
– Только троньте ее! Только попробуйте! – пригрозил король, набрасываясь, как безумный, на обидчиков.
Те при оружии были: у кого-то нож, у кого-то и клинок отыскался. Трое на одного – и звучит смешно. Никогда Теодор не справился бы при здравом уме и трезвом разуме с такими противниками. Да только сейчас ненависть к насильникам им завладела до такой степени, что он обезумел. Размахивал клинком, как заведенный, отбивая удары противников. Плетью их охаживал так, что одного противника за три удара на колени поставил да согнуться заставил, а после и вовсе по земле распластаться, добитого. Но магия быстро иссякла, словно смола в груди вокруг сердца застыла, окаменела у Теодора. А пальцы еще пуще клинок сжимали, он яростно дрался еще с двумя противниками. Удар, удар, замах, еще… Не чувствовал Теодор боли, когда его задевали остриями клинков своих мужчины. Сам он колол и резал без жалости, упиваясь стонами и вскриками насильников неудавшихся. А перед глазами алая пелена стояла. От желания мстить, убивать за то, что напугали так сильно Дану. За то, что она прижалась к стене сейчас, ни жива, ни мертва стояла, рыдала тихонько, беззвучно.
– Получай! – Теодор вонзил в грудь одного из противников клинок.
Второго же оттеснил к стене. Ненависть немного схлынула, и Теодор не убил… сразу. Лишь прижал к горлу клинок.
– Отвечай, кто вас нанял? – Теодор кивнул на распростертые тела подельников у своих ног.
Выглядел король сейчас очень угрожающе. Потемневшие от гнева глаза, окровавленные руки и лицо, порванная одежда.
– Ни за что не скажу! Хоть убей! – выпалил насильник испуганно прямо в лицо Теодору.
Тот усмехнулся нехорошо и проговорил:
– Скажешь, как миленький. Все в моих подземельях скажешь. Найдут мои люди, как тебя разговорить.
Противник часто задышал и вдруг рванулся в сторону, уклоняясь от клинка Теодора. На Дану бросаясь зверем:
– Убью я ее!
– Нет! – вскричал Теодор и просто швырнул в спину противника свой клинок. Тот не успел увернуться. А Дана закрыла лицо руками и сползла по стене, лишившись чувств. Ведь перед ней в двух шагах рухнул труп мужчины.
– Даночка! – бросился к ней Теодор, подхватил на руки, прижимая к себе.
Сердце из груди рвалось: «Успел, успел, спас! Живая моя Дана, живая!»
***
– Не хочу во дворец, – испуганно выдохнула я, не желая наговаривать на Анисью.
Ведь это были лишь мои домыслы, что она натравила на меня свою охрану. Впрочем, Теодор тоже явно что-то подозревал. Потому что осторожно поставил меня на ноги и подошел к трупам. Без гримасы брезгливости развернул их, внимательно изучил их лица и покачал головой.
– Нет, во дворце их точно не было. Может, раньше… я не уверен, но их лица кажутся мне незнакомыми.
– Стража, охрана меняется у вас часто? – осторожно спросила я, и Теодор кивнул.
– Я разберусь в этом, Дана. Обещаю. А пока… раз ты не хочешь возвращаться во дворец, у меня есть идея получше.
Я уставилась на Теодора с удивлением. В грязном переулке, что ли, меня оставит? Но он снова подхватил меня на руки и понес прочь. Я так поняла, что с телами разберется его охрана, которая подоспела позже, уже к финалу нашей пьесы. А Теодор бережно усадил меня в экипаж и ушел раздавать приказы. Я задрожала, обняв колени. Перед глазами все плыло. Я вспоминала чужие грубые руки на себе, вспоминала кровь на камнях переулка, и меня тошнило. Память тела еще подбрасывала воспоминания настоящей Даны о насилии, и мне совсем плохо становилось.
– Эй, успокойся, милая, все позади. Я рядом, – негромко проговорил Теодор, садясь в экипаж, и согрел мои руки своими.
– Куда мы едем? – с трудом пряча дрожь, спросила я.
– В мой охотничий домик. О нем почти никто не знает, он очень уединен, – последовал неожиданный ответ.
Я нахмурила лоб. Воспоминаний Даны об укромном гнездышке разврата не всплывало. Теодор улыбнулся, будто читал мои мысли. И покачал головой.
– Нет, попаданка. Дана настоящая тут никогда не бывала. Я купил этот домик после, втайне от всех. Чтобы иметь возможность иногда побыть одному. Там очень просто, не по-королевски…
Я мелодично рассмеялась.
– Если ты думаешь, что я жду мраморных колонн или золотой лепнины, то ты ошибаешься. Для меня главное – это ты рядом, – последнее признание сорвалось как-то случайно, и я смутилась.
Теодор удивленно изогнул бровь, но ничего не сказал. Покосился на кучера, хотя было видно, что слова рвались и с его уст. Я ругала себя. Неужели я попала в ту же ловушку, что и Дана первая? Влюбилась в самого короля. Без шансов. Потому что я чужая жена. А у него жена – Анисья. И развод в этом дремучем Средневековье получить, ох, как непросто. Да и… я не романтичная дурочка, как Дана первая. Не рассчитывала на то, что Теодор бросит Анисью ради меня и женится на мне. Но… что поделать? Меня тянуло к этому мужчине. Тянуло и телом и душой.
– Дана… – почти простонал Теодор, зарываясь пальцами в мои длинные волосы, утыкаясь в макушку, как-то обреченно качая головой. – Скажи, мне не примерещилось там, в переулке?
– Что, Теодор? – голос мой сорвался и охрип.
Теодор оторвался от моих волос и накрыл губами мои губы, успев выдохнуть в них:
– Что любишь ты меня, Дана!
Поцелуй длиною в вечность… я закрыла глаза и утонула в нем. Сладкие губы короля неторопливо изучали мои губы. Язык очерчивал их контур. Казалось, Теодор пьет живительную страсть по глотку и никак не может напиться мною. «Еще, еще, целуй, не останавливайся…» – хотелось мне шептать. Но Теодор ждал ответа.