— Что вы с ней сделали, изверги! — заорала она, сожалея о невозможности заглянуть в окошко, когда наконец дверь в соседнюю камеру, ранее пустовавшую, открылась с лязгом и грохотом. Особенно пугало то, что от Ринаты не было слышно ни звука, только тяжёлые шаги конвоиров.
— Нормально с ней все. Тихо сиди! — рявкнули по ту сторону, и охранники ушли. Марианна снова, от нечего делать, принялась ходить по камере из угла в угол. По диагонали, если утыкаться коленями в лежак, а потом носом в угол, получалось ровно четыре шага. Наконец, за стеной раздался шорох, а потом стон.
— Рината! Ты жива! Все хорошо? Тебя обидели? — встревоженно засыпала ее вопросами Марианна. Ответом ей был еще один стон, еще более душераздирающий. Прошлепали по полу босые ноги, из крана зажурчала вода. Соседка пила жадно, прихлебывая и сглатывая набегающую тошноту.
— Имплант удаляли. Суки. — прокаркала она сорванным голосом, отдышавшись. — Говорят, нельзя с ним на Перекресток. Симбионт им мой покоя не давал, видите ли. Что за паразит, а вдруг он нападет…
Марианна сглотнула вдруг загорчившую слюну. Что еще за симбионт? Какой такой Перекресток? И как изюминка на параноидальном тортике, некий паразит, живший доселе в Ринате.
Девушка присела на край жесткой кровати и поплотнее запахнула халат. Желание пообщаться с соседками пропало напрочь. Только сейчас до нее дошло — если попаданки в этом мире такая обыденность, что для них даже специальный приёмник построили — то кто сказал, что попадают сюда только из ее мира?
Подобрав под себя ноги, Марианна обняла себя за колени, инстинктивно стараясь занимать как можно меньше места. Подумав, укрылась сверху одеялом, замотавшись в него, как в кокон.
На обед, который принесли, когда полосатый солнечный луч, падавший из крохотного зарешеченного окошка, дополз до края койки, она посмотрела без особого энтузиазма. Выпутываться из уютной, нагретой берлоги не хотелось. Но и сидеть голодной тоже. Желудок протестующе заурчал. Мол, ты хозяйка хандри себе, но мои потребности удовлетворять будь добра!
С тяжёлым вздохом Марианна выпуталась из одеяла и быстро метнулась по холодному полу за подносом. В носках, разумеется. Халат-то ей дали, почти как в пятизвездочном отеле, а вот тапочки выделить забыли. Кто знает, может их кто-то когда-то использовал в качестве оружия? Истерически хихикнув, девушка оценила новый шедевр местного пищеблока. Прозрачная пластиковая посудина запотела от жара. Внутри лежали где-то горсть риса и ровно четыре кусочка мяса в соусе. К этому прилагался неизменный кусочек хлеба с маслом и салатик из неузнаваемых в мелкой нарезке овощей.
Кажется, именно маслом ей и придется поддерживать силы, подумалось Марианне. Еда была вкусной, но так мало она не ела со времён подросткового бунта, когда в один не особо прекрасный момент альтернативно одарённая одноклассница заявила, что она толстая. После чего месяца два девушка питалась травой и водой. Похудела, разумеется, почти до анорексии, чуть не испортила себе желудок, и зареклась ставить подобные эксперименты. Отныне такие вот «подруги» сразу шли лесом, а Марианна придерживалась комфортного ей веса, и не обращала внимания на чужое мнение.
Только вот сейчас ее мнения никто не спрашивал.
Выдали паёк, и радуйся.
Молча сносить подобное обращение она не собиралась, и когда пришли за подносом, громко заявила через дверь:
— Извините, а добавку можно? Очень маленькая порция.
Охранник помолчал, то ли обалдев от ее наглости, то ли подбирая цензурные выражения.
— Порция стандартная. — выдал он наконец. — Меню заверено целителем Бауделем, как подходящее вашему виду и полу. Все жалобы можете подать после прохождения комиссии.
После этой отповеди он развернулся и удалился, не собираясь продолжать разговор. Марианна поморгала, глядя на сплошной металлический лист двери.
Уже второй раз при ней упоминается некая комиссия. Как там выразился врач? По делам иномирян.
Даже интересно, что именно они собираются в ней оценивать.
Двое суток прошли для Марианны как в тумане. Нет, вроде бы ей больше ничего ни во что не подмешивали, но организм и без того решил, что с него хватит стресса, и замкнулся в себе. Она механически ела, спала, когда на улице темнело, просыпалась и снова ела. Остальное время проводила, сидя в коконе из покрывала и тупо глядя в противоположную стену. Когда дверь наконец открылась, и ей скомандовали выходить, девушка послушно поднялась и пошла, как была. Охраннику пришлось напомнить ей, что неплохо было бы обуться.