Выбрать главу

Но Санаду отмахивается:

– Нет-нет. Тонкая душевная организация… это звучит! Люблю службу в Академии – всегда узнаю что-то новое, неожиданное. Пойду, поделюсь этими изумительными сведениями о собственной персоне, – Санаду говорит это легко, скорее посмеиваясь над ситуацией. – И больше не тревожь меня по пустякам.

Значит, я – пустяк. Понятно.

Санаду выходит в коридор, и двери за ним закрываются.

Алоиз бессильно падает в кресло. Смотрит на меня исподлобья.

– Вы правы, – киваю я. – Тонкая нежная душа, не иначе.

– Шли бы вы… вещи получать. И довольствие. – Сев ровно, Алоиз надевает маску типичного надменного чиновника. – После получения формы вы должны будете уничтожить одежду, обувь и прочие вещи из вашего мира.

– И чем вам Александр Сергеич не угодил? – я дёргаю майку с изображением классика.

Нарочитое спокойствие Алоиза лопается мыльным пузырём:

– Положено так! Идите на склад. – Он хватается за голову. – Рабочий день уже кончился. Ладно. Идите спать, завтра утром всё получите. А я подготовлю ваше расписание.

Причём, выговаривает мне так, словно это я виновата в его желании трижды провести тест. Вот кому точно надо толщины души, а лучше нервов добавить. Даже жалко его. Почти. Поэтому ограничиваюсь нейтральным:

– До свидания.

Алоиз нервно вздрагивает. Махнув ему на прощанье, выхожу в тёмный коридор. Он освещён тусклыми фосфоресцирующими пятнами плесени на потолке.

Тихо… как в могиле. Ни скрипа, ни шороха, аж морозец по коже: антураж заправского ужастика.

За закрывшимися дверями, отсёкшими яркий свет кабинета, раздаётся подозрительный деревянный хруст. И утробное рычание, добавляющее очков хоррорности.

Судя по сумраку, рабочий день не просто закончился – уже ночь в права вступает. А у меня Марк Аврелий не кормленный под присмотром малознакомой вампирши. Позади – ошалевший оборотень, впереди – тёмные запутанные коридоры.

И неизвестно, какие ещё приключения по пути в общежитие.

Глава 11

Тёмной-тёмной ночью, в тёмных-тёмных коридорах настоящей магической Академии… ничего жуткого, кроме атмосферы, нет. Не пасётся трёхголовый Пушок, не ведут странные беседы преподаватели, и студенты не устраивают дуэлей на магических палочках.

Тихо, как в могиле.

Поплутав немного, наконец, выхожу в холл, озарённый тусклыми отсветами уличных фонарей, проникающих сквозь стрельчатые окна. Толкаю массивные двери, лишь сейчас замечая, насколько легко и бесшумно они открываются.

На крыльце, спиной ко мне, стоит охранник в синей мантии.

– Добрый… – начинаю я.

– А! – взвизгивает охранник, отскакивает и, оступившись на краю лестницы, катится вниз.

Я и сделать ничего не успеваю.

Снова наступает тишина. На сей раз действительно мрачная-мрачная. С моего места не видно, шевелится охранник или нет… Вот ведь! Вдруг он шею свернул? А свидетелей того, что он сам грохнулся, нет… Но вроде некроманты могут сделать из него свидетеля в расследовании собственной кончины. Так, отставить мрачные настроения!

Шагаю к краю.

Охранник лежит на спине. Глаза закрыты, бледное лицо почти безмятежно, одна рука придерживает другую.

– Мужчина, вы как, в порядке? – мой голос тонок от нервности.

***

– Ты не поверишь, – сдерживая усмешку, Санаду по-хозяйски свободно и без стука заходит в кабинет Эзалона, – что я только что узнал!

Эзалон поднимает взгляд от документов. Энтузиазма коллеги он не разделяет: слишком много у него дел, и, в отличие от Санаду, Эзалон не может от них улизнуть, сославшись на внезапные срочные дела в своём кантоне за неимением этого самого кантона.

Да ещё и девушка с Терры своим появлением добавляет организационных проблем.

Санаду плюхается в кресло для посетителей, вольготно разваливается в нём и взмахом руки притаскивает из шкафа подставку под ноги.

– И что же ты узнал? – интересуется Эзалон.

– Оказывается, я нежный, и у меня тонкая душевная организация! – радостно сообщает Санаду. – Представляешь?

– М-м… и? – откровенно не понимает Эзалон и невольно постукивает пальцами по папке с документами.

– Тонкая душевная организация. У меня, – повторяет Санаду. – Это Алоиз такое вывез.

Пожав плечами, Эзалон примирительно замечает:

– Не стоит обижаться на правду.

Губы Санаду дёргаются, и оставшаяся на них усмешка больше не весёлая – натянутая.

– В смысле? – настала очередь Санаду не понимать.

– Что «в смысле»?

– Алоиз сказал, что у менталистов тонкая душевная организация, Клеопатра решила, что у меня тонкая душевная организация. У меня. Это же забавно. Но это неправда.