Диспетчер была на взводе, вероятно, я не первый пассажир, который громко возмущался таким стечением обстоятельств, и быстро распрощалась со мной, заверяя, что билет менять не придется, просто необходимо задержаться в нашем славном городе на сутки.
Когда я, пообедав, подумывала уже прошвырнуться по магазинам, дабы купить новую сумку, на стационарный телефон позвонили. Если бы знала, что это будет звонок с работы, никогда бы не приняла вызов!
На меня обрушили такой шквал недовольства и претензий, что первые мгновения я просто молчала, внимательно вслушиваясь. Меня отчитали, как нерадивую прогульщицу, говоря, что отпуск по семейным обстоятельствам закончился еще в пятницу, которая мне засчитывается, как прогул.
Секретаршей Бориса Леонидовича была пожилая женщина, поэтому пришлось держать себя в руках, прикусив язык, дабы не ответить такой же любезностью. Что я себе позволила, так это короткую реплику о желании уволиться.
«Бюрократы проклятые!» — Бросила трубку, пообещав с утра прийти написать заявление об уходе. — «Хорошо, что еще отработку не всучили, собаки бешенные»!
Остаток воскресенья провела в кровати. Напряжение потихоньку спадало, уступая место унынию и тоске. Я бранила себя за трусость. В свое время мой отец проявил слабоволие, практически самолично толкнув любимую своему другу в объятья, когда тот признался в чувстве к девушке, на которую молодой Ваня не мог даже посмотреть без стеснения. Я пошла в отца, а мне так не хотелось думать, что это правда…
«Хватит с меня судьбы! Только бы увидеть его еще раз», — постепенно меня сморило, все-таки, двое суток на ногах…. и нервах, и я заснула.
Утром проспала.
Подхватилась так быстро и резко, испугавшись, что автобус ушел без меня, что даже смешно стало. Ведь поездка намечалась на обед! Я прекрасно успевала «подчистить за собой хвосты», как говорят агенты ЦРУ и чего-то там еще.
Настроение было нестабильное, знаете, когда намечается что-то, кардинально меняющее твою жизнь… такое чувство, словно что-то екает внутри, сразу холодея. Перемены произойдут в любом случае, осталось только молиться, чтобы они носили положительный характер, без всякого налета.
Надев строгий серый костюм, в котором я походила на секретаршу страшного босса, обрадовалась последним солнечным осенним денькам, выскакивая на встречу с начальством, которое через два часа станет бывшим.
Еще на подходе к колледжу заприметила дорогую машину на парковке. Кто на такой мог приехать в наше захолустье, оставалось для меня тайной, потому что полулетающий авто не мог принадлежать даже «элите» Россоши, так дорого стоило это транспортное средство!
Сердце екнуло еще, когда я переступила порог учебного заведения, в котором преподавала. В учительской меня встретили радостно и как-то слишком восторженно, это потом поняла, что эмоции молоденьких преподавательниц связаны вовсе не со мной, а с выходом на пенсию Бориса Леонидовича… даже не так: с прибытием нового начальника, который, судя по затаенному страху секретарши, был весьма резок, требуя главного бухгалтера к себе в кабинет, едва переступая порог кабинета.
«А я говорила, что вам отсутствие музыкальных инструментов выйдет боком!» — Злорадно ухмылялась, заполняя формуляр с заявлением об уходе. — «Сто пудово прокрались, собаки!»
— Белова, — выскочила из директорского кабинета Марина Марковна, белая, как мел. — К директору на подпись сама пойдешь!
— С какой стати?
— Я не пойду к нему больше! — Яростно зашипела секретарша, а мне стало смешно.
— Тогда и Вы заявление пишите. Так и быть, заодно со своим на подпись прихвачу, — время поджимало, поэтому я молча встала, не прислушиваясь к проклятиям, летящим в мой адрес, и постучала в дверь, сразу же смело входя в знакомый темно-вишневый кабинет, где еще месяц назад ругалась с руководством о новом статусе тягловой лошади с пятирядным баяном на руках, причем, принадлежащим лично мне. — Можно?
Возле окна, спиной ко мне, стоял высокий широкоплечий мужчина. Он напрягся от звука моего голоса, но так и не повернулся.
— Здравствуйте. Я принесла заявление об уходе… — кинув взгляд на стол нового руководителя, резко вздохнула, наполняя легкие запахом горького шоколада — на гладкой поверхности лежал мой медальон с рваной цепочкой. У меня даже голова закружилась от такой находки.
Когда я посмотрела на Архана, уже повернувшегося ко мне, отметила его кривую улыбку и сверкающие игривостью глаза. Мужчина, спрятав руки в карманы брюк, не сводил с меня хитрого взгляда.