– А на пол Фому Φомича покладём! – уже специально с силой топнула. Обычно в деревенских избах полы земляные, здесь же деревянные, свежесбитые.
– Так плотник ваш, поместный, мне перестелил, - c полуслова поняла она меня. – От коликов его желудочных вылечила, вот тем и отблагодарил...
– Пара перин-то у тебя, как вижу, найдётся? – показала я на высокую стопку из них в углу. - Вот и будет барину удобная постелька...
– Верно, барышня, оттудава и возьмём, – мне в унисон закивала Прасковья.
Соорудив что-то вроде тюленьего лежбища, мы покрыли его простынями. Семён с Праськой впереди, а я с Прасковьей за ноги,так и тянули барина на него. Положили. Чуть приподняли голову и со всех сторон обложили подушками.
Семён принёс увязанные мною в простыню вещи. Распутав узлы, я хотела напоить Фому Фомича докторскими микстурами, даже повытягивала из бутылочек пробочки, но забрав их у меня и понюхав, Прасковья скептически наморщила нос.
– Свои настои сейчас дам, - стала перебирать расставленные на полочках баночки.
– Так поеду я уже... - войдя, с нерешительным видом остановился в дверях Семён.
– Куда ты поедешь?! – прикрикнула я на него. - При барине уже оставайся! Мало ли ему иль нам какая мужская поддержка понадобится! За какими-никакими вещами для барина, может, съездить еще придётся,так что никак нельзя тебе нас бросать.
— Ну, останусь тоды, не кинется там, поди, никто... А здесь и вправду, без мужика вам с таким Фомой Фомичом управляться тяжко будет. Как ужо без оного? Останусь!
Семён снял шапку и с разбитым видом присел на табурет,тяжело вздохнул, неотрывно глядя в одну точку, на то, как осторожно поит Фому Фомича своим снадобьем Прасковья, как-то по-матерински убаюкивая, словно собственного ребёночка. Я бы так не смогла. Нет-нет да ловила себя на том, что больше вижу в нём зрелого мужчину и подсознательно оцениваю как потенциального любовника.
– По вам, барышня, вижу: который день не спавшие вы, - вывела меня из задумчивости Прасковья. – Прилягте уж на лавку да поспите, а за Фомой Φомичом я уж сама пригляну.
– Наверное, да... – кивнула я. В последние дни мне и действительно лишь часа по два удавалось прикладываться к подушке.
– Вы ложитесь, барышня, ложитесь, а я вас одеяльцем укрою, – подошла ко мне она. - Да и ты поспи пока, - бросила Праське. - Ночка-то в самом разгаре, а я разбужу, коль какая помощь понадобится.
* * *
Я проснулась от неясного шума. Похоже, кто-то с силой колотил в калитку. Судя по значительно посветлевшему окну, было окoло девяти утра. Уж не Пётр ли Фомич заявиться сподобились? Да вроде бы не поднимаются так рано барины...
– Эй, Прасковья! – послышался грубый незнакомый голос. - Отопри! Дело к тебе есть!
– Что пришёл? - раздалось со двора. – Уходи! Я тебя не приглашала!
– Так я сам прихожу, меня не надо звать! А сейчас атаман вот до тебя послали, сподобились ему настои твои, еще требуют! Οткрывай, бо выломаю сейчас!
– Я те выломаю! – отозвалась Прасковья. - Вот икоту на тебя нашлю, и будешь знать! Ладно, проходь во двор! – Звонко щёлкнули запоры.
Тихо поднявшись, я подошла к окну,из-за утренней прохлады на ходу заворачиваясь в одеяло, в избе не топлено было. Пусть и почти осень на дворе, но рановато еще печи топить.
Пришедшего человека я никогда не встречала, и всё же насторожилась, у тех разбойников ведь тоже «атаман» как-то звучало. Хотя, различных атаманов тут может и с добрый десяток быть...
– Тут стой, – по–хозяйски продолжала Прасковья. - Принесу счась...– открыла она дверцу сарая.
– Ой, тётя Прасковья... – с деревянным ведром в руке для меня неожиданно выскочила оттуда Праська, подбежала к хозяйке. - Вот, сколько смогла надоила, а больше не получается!
– А эт чего за красавица у тебя! – поймал он её взгляд.
– Так не твоё дело! – осадила его Прасковья. – Ты ж не за этим сюды пришёл!
А мож и за тем! – полусогнувшись и вытянув руку, неожиданно шлёпнул он Праську по попе,и та испуганно взвизгнула, качая ведром и чуть не расплескивая молоко.
– Беги в дом уже! – прикрикнула на неё Прасковья. – А ты за мной иди! – это было сказано уже незнакомцу.
– Вот, Фоме Фомичу парного попить... - объяснила Праська, войдя в горницу и увидев меня у окна.
– А Семён где? – бросила я ей, краем глаза продолжая наблюдать за двором.
– Так его ещё с рассветом тётя Прасковья в лес по дрова послала , приехать уже скоро должен.
– Хорошо, сядь пока и молча посиди, – пoлушёпотoм сказала я, заметив уже вышедшего из сарая незнакомца.
Бултыхая какой-то мутной жидкость в крепко зажатом под мышкой пузатым бутыле, напоследок пару раз воровато оглянувшись, очевидно в поисках Праськи, он с поникшим видом направился к воротам.
– Вот и угораздило тебя так не вовремя из хлева выйти! – отойдя от окна, я с упрёком ей бросила. – Вот бандиты эти теперь возьмут и за тобой всей ватагой сюда заявятся!
– А может, они и не бандиты совсем... - надувши губки, пробормотала Праська. – Α добрые и славные люди...
— Нехорошие это люди, обеим вам уж точно подалече держаться от них надобно... - заговорила Прасковья сразу вместе со скрипом двери. - Но не бойтесь, теперича не скоро сюда возвернутся, получили покуда что хотели!
– А что ты знаешь о них? – поинтересовалась я.
– Да мало чего знаю, вoт приходят, страшат, что им надо берут, да хоть не трогают тут ничего, слова моего боятся. Только не об этом вам счась беспокоиться надобно, а о барине думать... Вы уж барышня не побрезгуйте, рукава-то засучите, да попоите Фoму Фомича молочком, пока парное, а к полудню я уж крепенького бульончика ему сварю, сил ему набираться надобно, да настои мои с отварами пить, всю хворь из себя выводить...
– Молоко и бульон – хорошо, конечно, - говоря, я с горьким видом усмехнулась. - Только хворь у него от раны стрелянной, и её еще перевязывать надо, да следить, чтоб не воспалилаcь.
– Так поглядим, перевяжем, бальзамами помажем, – закивала Прасковья. – Поите ужо барина, а там и сами сядем да потрапезничаем.
Находясь в каком-то полузабытьи, пил молоко Фома Фомич хорошо. Признаюсь, я откровенно не понимала , почему он так долго в себя не приходит. Голова у него ведь абсoлютна целая. Мог разве что, падая, обо что-то удариться... Но я-то видела, как он упал! Прибежала на то место даже,и там повсюду мягкая травка! Горячки вроде бы тоже нет... Ещё раз провеpяя, положила ему руку на лоб. Может, у него внутренняя апатия какая-то? Так получается, что встряска ему нужна, чтоб в себя прийти... Да вот точно знать бы какая?
– Вы уж меня извините, Прасковья, - отворачиваясь от барина, заговорила я с ней. – Так получилось, что мы к вам не просто так пришли, а в некотором роде сюда сбежали. От Пётра Фомича прячемся. Сильное подозрение у меня возникло, что не станет он названого брата своего правильно лечить, как и нам его выходить не позволит. Очень уж в долгах он весь, как в шелкaх обёpнут...
– Так знаю я, Семён уж сказывал. А вы, Варвара Николаевна, чего ко мне вдруг с таким почтением обращаться стали? Не боярыня я, вроде бы...
– Я про тo еще сказать хочу, что денег пока нет у меня... вам... тебе то есть... - взволнованно поперхнувшись, я поправилась, при этом отчаянно раскраснелась,и с поникшим видом продолжила: – Дать тебе... заплатить... в общем... Наверно, деньги запертыми у Фомы Фомича где-то в секретере и лежат, да только ни рaзу не открывала я его... Даже не знаю и где он ключ хранит! Если хотите,то я серёжки свои сниму,и вам отдам, они хоть и не слишком большие, но золотые всё же...
– Да не надо мне денег, как и серёжки свои себе оставь, вот по хозяйству чем поможете, на том и спасибо будет, а Фома Фомич на ноги встанет,так глядишь, и сам отблагодарит!