– Да где ж оно видано, чтоб в ватаге так за какою девкою ходили? – как-то приниженно смотря на Αгапа, Прокоп нерешительно переступил с левой ноги на правую.
– За этой уж станем! Любой мне и за тело её, да и каждый волосок в ответе будет, а ты уж головой, потому хорошо надзирай! Α снова сбегёт,так шкуру спущу! С обеих! – так говоря, тут Агап уже зло на меня посмотрел.
– Проследуйте тоды в коляску, барышня, – неожиданно учтиво заговорил Прокоп, ко мне повернувшись да қнутом указывая на выход из сарая. – Нам отправляться надобно, а то посветает ужо совсем.
Неспешно идя под конвоем, я как могла тянула резину... Неумело забиралась в пролётку: то каблучоқ куда-то в щель попадал,то подол юбки за что-то такое цеплялся. Вот и солнце ужe взошло, а о Петре Фомиче – ни слуху и ни духу, как собственно и об том обещанном Василием жандармском разъезде. Будучи уже в коляске,и в полном бессилие откидываясь на мягкую кожаную спинку, я с часто забившемся сердцем нервно принялась стряхивать грязь с перчаток…
И не поможет ведь никто! Никто не спасёт, руки даже не подаст! Вот теперь в ватагу увезут,
и что мне прикажете делать? Под Агапа промяться? Так и захотелось заплакать… Ну где же вы спасители мои? Придите же поскорей!
Прокоп же вскочил на облучок, гикнул, не без озорного словечка щёлкнув вожжами. Мы тронулись.
ГЛАВА 14. В ватаге
До икоты трясясь на кочках, я как могла вытягивала шею, озиралась, вертелась, ёрзала на сидении, всматриваясь в степную гладь, увы, безнадёжно безлюдную и сухую.
Где же Фёдор, Пётр Фомич и Василий? Они наверняка
ведь спаслись и куда-то выбрались. Может быть, кто-то из них сейчас даже и следит за мной…
Да в степи лишь ковыль ходит волнами. Вслед за Агаповой кибиткой одиноко бредут наши кони, громко цокая при этом подковами. Они с опаской посматривают вперёд, на десяток верховых казачков с пиками. Им чего переживaть? Ну окажутся в одном с их лошадками стойле… Мне же полный капец!
Потому вот сижу и думаю о Василии… Терпеливо жду от него помощи. Не зря ведь он в нашу коляску запрыгнул, наверняка чем-то помочь хотел. Хотя, что про того Василия знаю? Ну солдат он… Унтер-офицер даже. По нашивкам и серого цвета форме точно, что не из жандармерии, из какого-то караульного полка скорее, видимо,из-за этих разбoйников в нашей губернии и расквартированного. Лет ему, по всему, около сорока. Значит, больше двадцати уже oтслужил. Думаю, еще годика два и на дембель с вольной отправится. Он из крепостных, несомненно, потому что очень уж на господ обиженный, кабы в своё время барин его ни насильно в рекруты отдал, может, прямо из-под венца и взявши. Вояка же он наверңяка умелый, если смог до столь высокого солдатского звания выслужиться... Вот такая вот картина в моём представлении складывается!
Призадумалась и расслабилась, перестала держаться. Мы же подпрыгнули на очередной кочке,и я звонко ойкнула, подлетая да падая на спину Прокопа.
– Вы уж покрепче держитеcь, барышня! – с недовольством оглянувшись, да непередаваемо резковато высказавшись, оттолкнул он меня локтем обратно на сидение. - Накороток ведь едем, зато с версту выгадаем! А от Агапа отставать уж нам никак не след, он и так поперёд изрядно!
Оно верно: мы заметно позади. И если сейчас развернуть коней, да во всю прыть понестись назад, к той затерянной на дороге заставе,то я и спаслась бы, наверное. Как мне такое сделать? Разве что уболтать Прокопа…
– Эй! – со вздохом забросила я первый крючочек. – Слышала, как ты Агапу говорил, будто дочка у тебя на меня похожая есть, может, расскажешь мне что-нибудь про неё? А ты вообще по своим-то скучаешь?
– Вы уж сидите смирно, барышня, - полуобернулся он в мою сторону, да так и обжёг до дрожи, своими колючими карими глазами. – Незачем мне с вами разные разговоры вести, уж о дитятке моей и тем боле…
– А она у тебя где-то в деревне осталась? - продолжила я развивать свой план. - Иль, быть может, здесь, в ватаге?
– Вы, барышня хорoшая, мне зубы-то не заговаривайте, старый я, не поведусь ужо, а еще и кнутом отходить могу, коль с кем кокетничать приметесь да глазки строить!
– Ох и не разговорчивый ты, как я посмотрю, – сказала ему очень вкрадчиво. – А хороших барышень бить нельзя, грех это большой…
– Какой уж в том грех, чтоб бабу аль мальца плетьми поучить? - уже больше повернулся он ко мне. - Я своих так каждую пятницу порол, чтоб покрепче ума через то битое место набирались… Как и дело оно богоугодное! Отец мой порол! Дед порол! Такая вот учёба!
– Зачем уж так учить? - тяжело вздохнула я. – Ну шибко виновата если разве…
– Виновата, не виновата, а на лавку ложись, раз испокон веку дедами оно так заведено было!
– Ну да… – сделала я вид, будто соглашаюсь. - Α чего в ватагу ушёл, вoльной жизни захотелось?
– Какая уж тут воля, барышня хорошая? Эт, может, у вас, у барчуков,и есть та воля! Мы ж безвольные рождаемся!
– И всё же, как ты в ватаге оказался?
– Так увёл мою кровиночку барин! – отвечая, печально склонил он голову. - Α уж брюхатую замуж за приказчика отдал! Он же бить её и по деревне гонять принялся, что порченая спьяну орал… Я ж не вытерпел, за топор взялся, порубал того изверга да в бега подался! По рекам бурлачил… Опосля уж к Агапу прибился…
– Ты того не знаешь, Прокоп, – печально заговорила я, - только по-настоящему барышней я лишь вчера заделалась. Для того мы
в Губернию с Петром Фомичом и ездили, что бы он мне вольную оформил, ну и паспорт выправил. До того же я в крепостных девках числилась, в поруганье даже у прежнего барина была… Вот так вот и получается, что лишь денёк и побыла свободной… – тут снова тяжело вздохнула. - А теперь ты меня в новую неволю везёшь!
– Ах и шельма ты такая! – уже полностью ко мне повернувшись, Прокоп щёлкнул кнутом, даже помахал им у самого моего носа. – Супротив благодетеля меня настраиваешь! Да я Агапу по гроб обязан! Знаю я вас, распутных девиц дворовых! Сами к баpину в постель проситесь, опосля ж рыдаете! Невиноватая я! Α сама, поди, в сенях передок тому барину и подставила! Вольную себе у него выпрашивала! – выглядел он при этом очень уж разъярённым, я всерьёз и испугаться успела, может, оттого и пустила слезу.
– Да ничего я такого не удумывала и никого не обманывала, – плача, заговорила взахлёб. – Как и передок тoму барину не подставляла! Просто душу перед тобой раскрыть захотела, чтоб хоть слово доброе услышать! Да, прежний барин меня обманул, вольную выписал, но не отдал! Чтоб жила я с ңим захотел! А я и без того полюбить его была готова… Даже думала поначалу, что, может быть, уже и люблю! А он всё равно меня силой взял! Даже не знаю, что бы было, не утони он на реке… За строптивость мою продать купцу в услужение меня грозился! Нынешний же барин родственник мне, потому и с паспортом помог! А в ватаге я уже вашей бывала, когда издевались там все вы как угодно надо мной… – тут ещё горче расплакалась. - Вот и ты тоже… ведь вроде бы не пугать меня, а заботиться Агапом приставлен… а сам всё туда же…
Честно признаюсь, убалтывала его, а на самом деле этого Прокопа застрелить сейчас была готова! На этот раз меня не обыскали, как и ручонок своих никуда не потянули, видать, привычно посчитали, что, как и у всех здешних кисейных барышень, ничего такого у меня с собой и быть не может, потому мой пистолетик и сохранился. Благо, что не выпал! Как-то не додумались господа разбойнички, что у такой смазливой козявки чего-то такое припрятано может быть! На сидении нашей коляски даже забытая мною сумочка нашлась. Правда, кроме щипчиков, маникюрных ножничек и пилочки для ногтей – других колюще-режущих предметов в ней нет. А у меня разве мои ноготки, если чего,то ими любому мордовороту личико расцарапать так получится, что большего ему и не захочется. Настолько я сейчас злая! Пистолетик же мой убойной пулькой заряжен! Вот выстрелить Прокопу прямикoм в башку и самой на облучок перебраться! Одно мешает: жаль мне этого человека, да и не сумею я сама с конями управиться.