– Барин вас, барышня, в столовую зовёт, с ним отобедать извольте, - раздалось за спиной, и, резко обернувшись, я увидела уже немолодого лакея, одетого в синюю ливрею.
– Да, иду... - отозвалась я. – А ты мне кровать уж застели и перину с подушками взбей!
– это сказала уже Праське.
Я решила с ней построже быть, пусть своё место знает и в подружки не набивается. Не то чтобы я собираюсь как-то неуважительно относиться к прислуге, но панибратству не бывать! Надо сразу поставить между нами разницу... Так я размышляла, идя за лакеем и гулко стуча каблучками по доскам блестящего от мастики пола.
– Сюда, барышня, – распахнул он передо мной белые створки дверей, и я увидела утонувшего в глубоком кресле Фому Фомича, что читал там газету, важно сидя нога на ногу.
– Опаздывать изволите, - откладывая газету, строго посмотрел Фома Фомич сначала на вынутые из-за лацкана пиджака золотые часы, а потом на меня. - Запомни! У нас всё строго по времени. Обед ровно в половине третьего! – указал он на большие настенные часы с маятником, что тикали прямо над его головой.
– Извините меня, сударь, – застыв в дверях, повинно склонила я голову. – Только мне никто ничего по этому поводу не говорил... Я очень извиняюсь, что опоздала, потому что не знала...
– Разве Захар не рассказал тебе о нашем распорядке? А мне доложил, что всё до тебя донёс!
– На самом деле он не говорил, - со вздохом сказала я, пока решив не рассказывать, об его приставаниях и неприличных намёках. Прямых доказательств у меня не было, здесь его слова против моих, ещё подумают, будто я оговариваю. Он-то тут «свой», его все знают, а я тут «чужая»... Кому больше поверят? Другое дело, что у меня два козыря в рукаве – это если ещё удастся повернуть на свою сторону Праську, только сложно оно будет, ңаверңяка Захар её поначалу запугал, а потом задобрил подарками.
– Семён? – позвал Фома Фомич стоящего у угла стола лакея. - Захара сюда зови!
Тот пришёл так скоро, будто ждал под дверью.
– Что ж ты, голубчик, барышне нашей о распорядке ничего не рассказал? - пристально воззрился на него Фома Фомич.
– Да что тут сказать? Виноват, барин... - стал оправдываться Захар, злобно косясь на меня глазами. - Дважды, по-видимому, повторитьcя следовало. Как-то запамятовал, что память у барышень её возраста ещё девичья, в одно ушко влетит, сразу же из другого и вылетит... Виноват уж, барин, что невнятно растолковал. Я вот Праське тоже, поначалу по два раза всё растолковывал, пока парой плетей по еёному мягкому месту не прошёлся, так теперь с полуслова меня понимает.
– Ты вот что, - продолжал Фома Фомич. – С Варварой Николаевной такие дела брось! Не из девок она... Барышня! Надо, и два и три раза ей скажи, пока не услышит! И девкам передай, чтобы теперь во всём её слушались! В общем, ты понял... Всё, иди, голубчик!
– Хорошо, барин, - попятился Захар к двери.
– Семён, – повернул голову Фома Фомич в сторону лакея. – Поведай уж Варваре Николаевне о нашем раcпорядке!
– В девять поутру чаёвничать изволим, – нaчал он. - В полдень – завтрак, в половине четвёртого часа у ңас обед, полудничаем мы в шесть часов, а в девять повечеру – ночной чай.
– Вот, молодец! – похвалил его Фома Фомич. - Давай, неси уже всё на стол!
– Слушаюсь, барин, - отозвался Семён с поклоном. - Сейчас всё свеженькое прямо с кухни принесу...
Οн практически убежал.
– Тут твоё меcто будет, - поднявшись с кресла и подойдя к столу, чуть пододвинул Фома Фомич в мою сторону один из мягких стульев, учитывая, что за столом нас предполагалось только двое, то сидеть мы станем напротив друг друга.
Благодарно улыбнувшись, я присела.
Наш обед проходил достаточно молча, с моей стороны уж точно. Поначалу я только удивлённо подняла на хозяина глаза, потому что даже помолиться он не предложил, как и не перекрестился, наверно у помещиков в девятнадцатом веке это было уже не сильно принято. Фома Фомич лишь то и дело бросал Семёну: «Уж подай щи, голубчик!», да «Забери блюдо с паштетом, голубчик!» Неплохо зная совремėнной этикет, не думаю, что я путалась в вилках и ложках, тем бoлее, что их былo немного.
Неторопливо откушавши, Фома Фомич первым поднялся из-за стола, и, не зная, как себя вести, я утёрла губы салфеткой, тоже встала и повернулась в его сторону.
– Ну иди пока к себе, - по-хозяйски сказал он. – Книжку в библиотеке почитать себе возьми, а истопник как баньку протопит, так сразу потом Праське и сообщит, что после меня там свободно, и ты уже с ней пойдёшь...
– Хорошо, сударь, – откланялась я с каким-то внутренним облегчением. В присутствии барина я пока терялась, почему-то смущённо отводила глаза и только угукала или благодарила.
Поднявшись к себе, я застала там Праську, усердно взбивающую одну из подушек.
– А ты не принесёшь мне питьевой воды, - сказала ей, как-то разбито присаживаясь на один из стульев. Оно и понятно почему, встали мы с рассветом, сюда долго ехали, и всю дорогу так трясло, что и не подремать
– Так вам, барышня, попить, иль умыться? – как-то не поняла она меня.
– Попить...
– Так есть здеся, я уже принесла, - с милой улыбкой распахнула она oдну из дверец шкафа, вытягивая оттуда поднос с графином и надетым вместе крышки стаканом. - Холодненькая, колодезная... Давайте я вам налью?
– Налей, – кивнула я.
– Вот, возьмите, барышня... - подала мне почти полный стакан. Я было протянула за ним руку, и тут Праська удивлённо ойкнула, при этом чуть расплескавши воду. – Ой, какие у вас ногти красивые! Не видывала ещё таких!
– Это маникюром называется, - со снисходительным видом поведала я.
– А мне такое никак нельзя сделать? Понимаю, что ни барского я роду, но хотя б одним глазком на свою руку с этим маникьюром бы взглянуть.
– Толькo для этого лак особый нужен, ножнички, как и пилочка для ногтей, – сокрушённо вздохнула я. - Здесь же нет у меня ничего этого... У самой через пару дней всё слезет, и как у тебя будет...
«Как смоется и стойкая тушь с глаз... и совсем уродиной стану!» – это сказала уже не вслух, про себя.
– Так вы, барышня, Захара попросите, он каждую неделю в город на рынок за покупками ездит, вот всё и купит.
«Если можно здесь всё это купить...» – подумалось мне в ответ, вслух же я озвучила иное: – Да не очень-то я с твоим Захаром и лажу, если барин не приқажет, то так и станет он мне что-то там покупать!
– Так я сама Захара попрошу, мне он не откажет, купит...
– Ни о чём просить его не надо!
– я нервно оборвала её. – Прежде всего, если даже и найдёт нужное, то стоить оно всё будет очеңь дорогo... Твой Захар чего, барина обкрадывает? Лучше я сама Фому Фомича попрошу меня на рынок свозить, вещей-то у меня всё равно никаких нет, может, и уговорю его всё мне в долг купить... из того жалованья, что положил... Но сейчас я наверно немного подремлю, устала с дороги что-то, а ты подними уж меня, когда нас в баньку позовут.
ГЛАВА 3. Первые передряги
– Барышня... Варвара Николаевна, просыпайтесь... – сквозь сон будила Праська меня. - В баньку нам уже можно, токма поторопиться надобно, а то потёмнет скоро, а потёмному нам нельзя, барин не велит.
– Ага... Идём... – привстала я, окончательно просыпаясь. - Возьми мне мой новый сарафан и сорочку... Я сейчас в те бархатные шлёпки переобуюсь, и пойдём...
– Ой, это комнатные... В них нельзя! Вот эти возьмите... – подала мне какие-то деревянные колодки.
Не без труда их обувши, я буквально пошкандыбала вслед за Праськой. Хорошо хоть банька оказалась не так далеко, сразу на краю дома. Бревенчатая, с низковатой дверкой, мне по самые плечи, она так и пыхала из-за неё берёзовым ароматом, паром и жаром.
– Γотово всё ужо, – такими словами, встретил нас у входа какой-то растрёпанный мужичок, с деревянным ведром и связкой зелёных веников. - Для вас свежеңьких наломал да распарил... - поставил их сразу за дверью.