Дальше я принялась за шкафы, которые отмыла и вытерла насухо. Высохшую деревянную посуду я протерла тряпочкой, которую слегка смочила в масле. Посуда стала после чистки песком значительно светлее и ушел запах, а после обработки масляной тряпочкой стала насыщенного коричнево-древесного цвета. Я убрала ее в шкафчик, из которого взяла. Правда, посуда у старика была практически во всех шкафах. Видимо, он совал ее туда, где в тот конкретно взятый момент было место. Я же составила все на одну полку, вторую полку в этом шкафчике я решила занять металлической посудой, которая ждала своей очереди на чистку в корыте с песочком на улице. Далее я нашла корзинку с картошкой, про которую, видимо, дядюшка Поль благополучно забыл. Вынесла корзинку на улицу с намерением почистить, что еще не испортилось, и отварить. Кормить-то деда чем-то надо будет, после того как он в себя придет. Да и у самой маковой росинки во рту не было, а уже, простите, день движется к обеду.
Закочнила я с кухней в обед, вернее к двум часам дня. Я только дочистила картошку, когда со стороны кухни раздались крики.
– На помощь! Караул! – я вскочила с коленок и рванула на кухню.
Дело все в том, что так как пол отмывался из рук вон плохо, то я его замачивала. Еще бы! Его не мыли, наверно, со времен динозавров, а тут я без специальной бытовой химии, а всего лишь какой-то мыльнянкой. Я замачивала небольшой квадрат пола и обильно натирала его чудо-травой. А когда грязь хоть немного разбухала, счищала ее найденной в сарае лопаткой. Не знаю, для чего предназначалась эта лопатка, но выглядела она как шпатель и оказалась довольно многофункциональной вещицей, а в моем случае незаменимой. Использованные стебли и листья мыльнянки я залила водой и тоже оставила на кухне. Просто когда я ее покидала последний раз, то руки были заняты, и ведро так и оставалось стоять у входа. Как говорится, оно никогда не трогало и никому не мешало. А все потому, что кроме меня на кухне никого не было. Но, оказывается, пока я там чистила картошку, на улице, греясь на солнышке, дядюшка Поль изволили проснуться. Ну правильно, мыслимое ли дело спать до обеда? И, видимо, выпив весь отвар из ромашки, что я ставила ему на тумбочку у кровати, он пошел на кухню за водичкой. А тут такое…
Старик, естественно, не смотрел под ноги. Он, разинув рот, глазел на полупустые шкафы, которые я не все и закрыла. Ну, во-первых, нужно было еще перебрать все сушеные травы, что у него были, и хоть как-то их систематизировать. А во-вторых, я оставила дверцы открытыми, чтобы все проветрить и просушить. Ну вот, дядюшка Поль, увидев все это безобразие, испуганно рванул на кухню, полагая, что я его обчистила подчистую. И сперва поскользнулся на последнем оставшемся неотмытом кусочке пола, а затем и вовсе, задев при падении ведро с мыльнянкой, перевернул все это счастье на себя и на пол.
В общем, когда я оказалась в дверях кухни, старик пытался встать на четвереньки. Но старые слабые конечности дядюшки не желали его слушаться, а разъезжались в разные стороны, как на льду. Мокрый, в одном исподнем, которое давно нуждалось в стирке, старик полз в мою сторону и истошно верещал. Все это было бы очень смешно, если б не последствия, которые могут меня ожидать. Он и так после вчерашних посиделок в уличном клозете грозился меня сдать властям за покушение на убийство и разорвать со мной любые деловые отношения. А после сегодняшнего мог еще и покалечиться. Я понимала, что дядюшка будет, мягко говоря, недоволен, что я полезла все чистить и мыть. И сделала это, понимая, что скандала не избежать. Делала я это не из любви к противоречию и даже не из любви к чистоте. А просто потому, что готовить в такой грязной кухне не то что противно, а даже опасно для здоровья. Потому, идя на этот осознанный шаг, я все понимала, но не ожидала, что все обернется так.
Осторожно ступая, так как мои ноги тоже начали разъезжаться на мокром полу, я попыталась поднять дедулю. Он цеплялся за меня своими сухонькими пальцами, причиняя боль, и пытался подняться на ноги. Но вместо того чтобы, как на коньках, попробовать проскользнуть к выходу, он решил маршировать, как бравый солдат по плацу. В итоге падал сам и в какой-то момент завалил и меня тоже. Я не сдержала смех и лежала на полу, хохоча. А старик, как червяк, греб к двери из кухни. Сказать, что это было смешно, — не сказать ничего.