По правде говоря, я не знала, что надо говорить в таких случаях, и потому просто сделала вид, что приняла к сведению его слова, буркнув что-то нечленораздельное себе под нос. Мужчина некоторое время еще сверлил меня взглядом, но, поняв, что я не собираюсь никак комментировать его слова и не буду ничего объяснять, просто продолжил обед. Он справился с едой быстрее, встал со своего места и начал возиться с лошадьми. Особенно его заинтересовала моя лошадь и ее подковы.
— Ты не сможешь больше на Леди ехать, — мужчина хмуро смотрел на меня, словно я снова в чем-то провинилась.
— Почему? — я растерялась от такого заявления. И что мне делать? Идти пешком?
— У нее откололась часть подковы, — Антонио махнул на лошадь рукой, а та, понурив голову, стояла в сторонке. — Как ты ей еще ногу не сломала.
— Я? — сижу и растерянно хлопаю глазами. — Да откуда ж я знала, что у нее там беда с подковой.
— Ну так лошадь хромать начала, надо ж было глянуть, — ворчит мужчина. А у меня перед глазами прям картина появилась, как муж жене выговаривает, что та на спущенном колесе проехалась и теперь резину придется менять.
— Можно подумать, я на лошадях часто езжу, — бурчу в ответ. — Делать-то что теперь?
— Поедешь на моей. К ночи доберемся, — Антонио собирает в корзину остатки еды и закручивает фляги.
— А ты как же? — мне стало не по себе, после слов, что я поеду на черном жеребце, он словно понимая наш диалог, и погреб копытом землю. Показывая, что довезет меня с ветерком.
— Мы вместе на нем поедем, — усмехнулся глава Тайного отдела, а я почему-то покраснела, представив, как это будет все выглядеть. И я в очередной раз поблагодарила Марту и свою предусмотрительность за надетые брюки и широкую юбку, которая создала лишний слой ткани между нашими телами.
Корзину приторочили к седлу Леди, и тут возник вопрос, как нам разместиться на одном седле. Я, конечно, предпочла бы сесть позади мужчины, но он настаивал, чтобы я сидела спереди. После минут двадцати безуспешных споров мы пришли к тому, что сперва я поеду сзади, но потом пересяду вперед. Почему Антонио уступил, я не знаю, но я радовалась своей победе. Ровно до момента, пока мы не забрались в седло. Сидеть, уткнувшись в широкую мужскую спину, оказалось не менее возбуждающе, чем если бы я опиралась на его широкую грудь. Мне же еще нужно было обнимать его за талию, чтобы не свалиться, и это тоже будоражило. От напряжения и непривычки тело свело, а попа и внутренняя сторона бедер болели, словно я провела весь день в тренажерке. Хватило меня не более чем на два часа, и я начала непроизвольно ерзать в поисках лучшей позы. Мужчина остановил жеребца, чтобы я могла размять уставшее тело и ноги. Я ходила вдоль дороги на негнущихся ногах, и у меня даже закралась крамольная мысль, что, может, мне продолжить путь пешком. Я даже высказала ее вслух.
— Может, я пешком пойду? — и смотрю на мужчину снизу вверх. Он-то вернулся в седло и теперь ждет, пока я нагуляюсь.
— Боюсь, что тогда мы не то что к ночи доберемся, а к утру, и мне придется бинтовать вам еще и ноги, — саркастически заметил Антонио. Доля правды в его словах была, но я все равно упрямилась, пока мужчина по-хозяйски не подъехал ко мне и, свесившись, подхватил меня под мышки, поднял как пушинку, усадил перед собой, но боком. А потом еще и приподнял, и подушку под попу положил, чем смутил меня еще сильнее.
Забота о моей пятой точке или то, что он понимал причину, по которой я не могла уже ехать верхом и хотела идти пешком, меня смутили, но я покраснела, а уши горели. В этой позе на седле можно было не держаться, потому как мужчина держал поводья, так что я была в его объятиях. Я удобно устроилась и даже положила голову на грудь Антонио. Я даже задремала. И открыла глаза, лишь когда меня завернули в теплый плед, и я продолжила спать. Я проспала и закат, и то, как мы прибыли в лагерь, и то, как меня осторожно сняли с лошади и отнесли в палатку. А самое главное, я проспала то, как с меня осторожно сняли юбку и брюки с кофтой, оставив лишь в рубашке и белье. Я проспала категорически все, отчего очень сильно испугалась на следующий день, поняв, где я проснулась и кто меня раздевал.