— Я проснулся недавно, она сама прибежала, Линарэн её вытащил из ловушки и пустил к тебе.
Оглядываюсь на довольную пушистую морду с золотыми кисточками на ушах.
— А ты сильна.
— Мья, — Пушинка гордо вздёргивает хвост.
Приходим не в кабинет, как я ожидала, а в очередную лабораторию. Зал с чёрными стенами разделён на зоны тремя кипенно-белыми светящимися плитами-столами. На них разложены листы с магическими символами и кристаллы в коробочках. Вдоль стены — стеклянные кубические камеры с дверями. Магические узоры и кристаллы вплавлены прямо в стекло и кажется, будто парят в воздухе.
Крепче сжав мою руку, Арендар задвигает засов на двери и тянет меня мимо белых плит к почти незаметному у дальней стены столу и стульям.
Сбоку в стене открывается проход, выпуская закутанного в тёмную одежду гиганта. Лицо под капюшоном затянуто непроницаемой чернотой, как у девушек, что напали на меня в академии.
Глава 4
Гигант сбрасывает капюшон с гривы тёмных волос и тянет черноту с лица, как маску. Та клубится, неохотно отклеивается ото лба, размашистых бровей. Кажется, даже к густым ресницам приклеилась.
— Вот ведь гадость, — тихо рычит знакомый голос, и страх окончательно развеивается: узнаю Дариона.
Пушинка весело подпрыгивает, поднимается на задние лапы и обнимает его мощную ногу.
— Фух, — заканчивает Дарион борьбу с тёмной маской субстанции и теребит Пушинку за кисточку на ухе. — Всегда подозревал, что культисты извращенцы: надевать такую гадость — да для этого нужно быть мазохистом.
— Зато она позволяет до неузнаваемости исказить магический фон своего носителя и миновать защиту, настроенную его не пускать. — Линарэн, одной рукой прижимающий к груди пачку бумаг, выходит из-за его спины. Без гогглов на глазах его видеть даже странно, но сейчас очки на макушке. — Что ж, раз все в сборе, даже те, кто присутствовать не должен, приступим к обсуждению наших проблем.
Пока он подвигает стул к столу, Арендар то же самое делает для меня, и с Дарионом они садятся одновременно. Так Линарэн оказывается с одной стороны, мы напротив, а Дарион между нами.
Пушинка невозмутимо придвигает пятый стул к Линарэну и взбирается на сидение. Линарэн замирает, рассматривая её, тянется надеть гогглы. В себя его приводит басистое покашливание Дариона.
Вернув гогглы на макушку, Линарэн перекладывает на стол пачку бумаг с формулами, магическими знаками и совершенно непонятными закорючками. Сцепляет пальцы: на указательном краснеет след, будто от ожога. Наверное, химического, он же дракон огнеупорный.
— Как вы знаете, после ранения Элора в бою…
— Не говори о нём при мне! — со скрежетом сдвигая стул, подскакивает Арендар, щёки его заливает гневный румянец. — Я же просил.
— И всё же нам надо обсудить… — спокойно возражает Линарэн.
— Даже имени его не произноси, — рычит Арендар, наклоняясь через стол. — Он хотел забрать мою женщину, у меня кровь до сих пор кипит, и хочется перегрызть ему горло, как только подумаю, что он смел её касаться.
— Я тоже здесь, — сердито напоминаю я, — не смей говорить обо мне в третьем лице. И к тому же я не считаю, что можно вычёркивать из жизни брата только потому, что…
— Он хотел тебя забрать! — Арендар придвигается ко мне, глаза пылают золотом. — Он наплевал на семью, страну, свой долг, на всё! Он сам виноват. Если он когда-нибудь посмеет взглянуть в твою сторону, я его убью.
Понимаю, что Элоранарр виноват, но… но это же так печально! И неправильно! Да, он был не в себе, он будто обезумел, но… Эмоции захлёстывают меня: боль, отчаяние, надежда, негодование. Красная дымка всколыхивается, на миг загородив лицо Арендара, пригасив безумное сияние его глаз.
Нас прерывает ровный голос Линарэна:
— После той травмы я, отец и Арен с помощью родового артефакта поставили на пусть будет объект Х следящие метки, чтобы чувствовать ухудшение его состояния и в случае необходимости прийти на помощь. Такая метка могла не сработать из-за недостатка питающей её энергии. Я протестировал артефакт, он работал исправно, никаких искажений, энергией он наполнен почти под завязку. Но никто не почувствовал ухудшения состояния объекта Х. Даже находясь на месте, видя его умирающим, я продолжал ощущать его метку как исправно работающую и находящуюся в академии драконов. Если глухота Арена объяснима яростью боя, то невосприимчивость отца и меня, сам факт неверного ощущения метки, поставленной с помощью родового артефакта, значит очень и очень большие проблемы. Кто-то знал о чувствах объекта Х к Валерии и подготовился, чтобы в момент накала страстей позволить Арену и объекту Х сражаться и убивать без помех.