Слезы подступили к глазам. Чувство вины сдавило мне грудь. Если бы Кэтрин была жива, все это время она бы не находила себе места, искала бы своего отца, била бы тревогу и подняла на уши всех. Я же преспокойно занималась учебой, собой, танцами и не сделала ничего, чтобы найти его. Если не ради дочерних чувств к этому дракону, то из-за чувства долга перед Кэтрин, я должна ему помочь. Хотя бы попытаться.
Весь ужин я провела как на иголках. Снова придется уходить от друзей молча. Однажды Элиза и Холдор просто перестанут меня искать и правильно сделают, с таким-то моим отношением и поведением. Но, раз отец просил никому не сообщать, вправе ли я рассказывать?
Темное закрытое платье, туфли на низком каблуке были надеты и легкий плащ с капюшоном свернут в руках. Осторожно проскользнув через холл, я вышла на крыльцо и пошла не по подъездной аллее, а обходным путем, проверенным в мой прошлый побег. Выбравшись на ровную тропинку, надела плащ и накинула капюшон.
Охрана выпустила меня без проблем, услышав на вопрос: «Куда?» ответ: «В город».
Карета уже стояла на обочине дороги, и я села в нее, не задавая вопросов вознице. И тут же вспомнила, что оставила письмо отца вместе с тетрадями и учебниками на столе в своей комнате. Возвращаться было поздно. Возможно, к утру я уже вернусь, и никто не хватится меня. В любом случае, я уверена, что совершаю благое дело, поэтому обратной дороги нет. Если есть возможность спасти отца Кэтрин, нужно это сделать. (К н и г о е д. н е т)
Ехали долго. Я успела вздремнуть, несмотря на приличную тряску и скорость. Уже рассвело, когда карета покатилась по улицам небольшого поселка, расположенного у подножия холма, на вершине которого обосновался замок. Я откинула от окна занавеску и с интересом вглядывалась в невысокие каменные строения и суетящихся по своим хозяйственным делам местных жителей. У последнего дома карета остановилась. Судя по названию «Жирный хряк» — это был придорожный трактир. Возница спрыгнул с козел и, закрепив поводья на столбе, молча вошел внутрь.
Я решила, что, предоставленная сама себе, вполне могу размяться и поискать туалет. Вышла из кареты и осмотрелась. В таком месте туалет, в лучшем случае, будет уличный, если вообще будет, и его не заменяют кустики. Ну, ничего, сейчас кого-нибудь спрошу.
Из двери трактира навстречу мне вышел очень просто одетый мужчина, и я сразу же поняла, что где-то его видела, буквально на днях. Рыжебородый, высокий и широкоплечий, как Холдор. Посмотрел на меня очень пристально и внимательно, пожалуй, немного удивленно и озадаченно.
Я прошла мимо него внутрь трактира. Народу не было, лишь мой возница уплетал пирожок, запивая чем-то из жестяной кружки. Видимо слишком рано даже для завтрака. Простые деревянные столы без скатертей, лестница на второй этаж и барная стойка, разделяющая помещение на зал и кухню. В кухне заспанная дородная девица в простой рубахе ниже колена и переднике месила тесто. Я спросила у нее о предмете моего интереса, и она проводила меня во двор здания к специально отведенному месту.
Когда я вернулась к карете, возница чинил колесо, время от времени вставляя крепкие слова о дорогах, дураках-лордах и незавидной судьбе извозчика. Рыжебородого нигде не было, как и коня, привязанного к столбу у входа в трактир.
Возница провозился часа два, кое-как починив колесо, и мы тронулись дальше, вверх по размытой дождями, раскатанной сотнями колес, грунтовой дороге, к мрачному, почти безлюдному замку.
Мост через ров опустили сразу, карета въехала во двор и остановилась у высокого, поросшего зеленым мхом, крыльца. Высоченная центральная башня уходила в небо. Темные камни стен, отшлифованные осадками и ветрами, оставляли ощущение места угрюмого и мрачного. Даже небо было серым, а не голубым, как в замке Тарбенов.
Я шагнула на темные булыжники двора и поежилась, пытаясь понять, здесь сквозняки или снова шалит моя магия. Стараясь помнить о дыхании и фиксировать внимание на внешних объектах, стала не спеша подниматься по ступеням. Широкие и черные входные двери отворились, и навстречу мне вышел очень высокий и худой до костлявости дворецкий. Тяжелым неживым взглядом он осмотрел меня с головы до ног, видимо, каким-то непостижимым образом удостоверился, что это именно я, и также молча проводил в одну из комнат.
В комнате горел камин, но сохранялось ощущение сырости и промозглости помещения, как будто оно всю зиму не отапливалось, и сами стены впитали сырость и холод.