— Святые Ветра, наконец-то! — на дорожке впереди появляется ещё одна жрица. — Барышня, вас все ищут!
— Я молилась, — отвечаю я сухо и постно.
— За вами прислали ваши родители, барышня.
Я киваю, но шагу не прибавляю, продолжаю семенить, как полагается благонравной девице.
Старшая жрица поджимает губы, но вслух не возражает, всё же я регулярно пополняю не только личный мешочек Карин, но и казну храма, делаю щедрейшие пожертвования.
Когда мы добираемся до главных ворот, экипаж уже ожидает снаружи. Кучер нервно меряет расстояние между стеной храма и пустым вазоном — лошадка как раз доедает последний лист росшего в нём цветка. При виде меня кучер шумно выдыхает, не скрывая облегчения, всплёскивает руками, но своё мнение, как и положено хорошему слуге, оставляет при себе.
В экипаж я забираюсь с помощью Карин — горничных я с собой в храм не беру. Ни горничных, ни компаньонку, тихо меня ненавидящую за разбитые мечты о частых светских выходах.
Хлопает дверца, экипаж почти сразу трогается, и я, задёрнув штору, устало откидываюсь на спинку сиденья.
Жених, говорите?
Похоже его визит связан с тем, что я недавно отметила совершеннолетие. Напоминать о себе письмом или подарком он не стал, зато заявился лично. Впрочем я допускаю, что родители просто не упоминали о его знаках внимания и тем более не давали мне его писем, а отвечали от моего имени сами — боялись, что пространные цитаты из молитвенника произведут на беднягу неизгладимое впечатление. Кому нужна жена с приветом?
Ничего, я и без писем справлюсь — пускай бежит, теряя тапки. Возможно, мой жених хороший человек, но он мне чужой.
С какой стати я позволю ему распоряжаться моей жизнью?
Хорошо бы добиться отмены помолвки… Но как? Я пять лет убеждала родителей, что в голове у меня ничего, кроме молитв, я просто не могу говорить с ними серьёзно, как взрослая. Открыть обман? — Нет, нет и ешё раз нет, последствия обернутся катастрофой. Может, сказать, что собираюсь дать обет безбрачия? — Слишком неубедительно. Эх, мне стоило заранее подготовиться к подобному разговору. Да и про жениха разузнать стоило, а я отмахнулась, увлеклась своими делами, забыла про него напрочь. Кто же знал, что он вылезет, да ещё так внезапно?
Весь путь до дома я прикидываю, что можно предпринять, но здравых идей нет.
Экипаж останавливается, у меня от страха и дурного предчувствия холодеют руки, но я справляюсь с собой и чинно выбираюсь на мостовую. В конце концов пока ведь только знакомство, верно?
— Дженсен, дочка! Святые Ветра, скорее же.
— Матушка, что случилось? — вместо того, чтобы поторопиться я наоборот останавливаюсь и кланяюсь. — Храните вас боги, матушка.
Она подхватывает меня под руку и тянет с улицы в дом:
— Сегодня к нам на обед приезжает твой жених, Дженсен, и ты должна выглядеть достойно. А времени на подготовку меньше часа!
— Мама, не беспокойтесь. Я успею снять шляпку и переодеть платье.
— Дженсен! Твой обычный вид слишком скромный, в столице совсем другие нравы, а умение выглядеть элегантно для девушки добродетель.
Упс. Аргумент, на который я не могу возразить.
Зато могу спросить:
— Матушка, но почему он так внезапно объявился?
— Не думай о нём плохо, Дженсен. Он собирался инициировать кольцо ещё в день твоего совершеннолетия, но какие-то срочные дела не позволили ему прибыть вовремя. Зато сегодня сразу после обеда мы подтвердим вашу помолвку и назначим свадьбу, — улыбается мама. — Поздравляю, дочка.
Так помолвочное кольцо не просто дорогая побрякушка? Это артефакт?!
Глава 2
Солнечный луч падает на зелёно-жёлтый камешек, и кольцо будто подмигивает, смеётся надо мной как живое. Так бы и сорвала, но не на глазах у матери. Я давлю в себе раздражение и с притворным спокойствием следую на второй этаж. Жилой коридор убегает налево. Я чуть сбавляю шаг, прислушиваюсь. Судя по шуму суеты, почти все слуги внизу, наводят лоск в Большой столовой.
Мне везёт — мать решила лично проследить за моим внешним видом. Не удивлюсь, если в комнате меня дожидается новое, совсем не “вдовье” платье.
Я притворяюсь послушной — пока что меня всё устраивает. А вот комнате, обнаружив на плечиках подтверждение своей догадки — шифоновое весьма легкомысленное небесно-голубое чудо с россыпью жемчуга по лифу — я сухим не терпящим возражений тоном приказываю горничным удалиться.