Ирина Арма
Попаданке в книге не место, или как выжить в чокнутом романе
Пролог
— Останься… прошу. — Шепот опаляет шею, разбегается мурашками по спине.
Он отстраняется, чтоб заглянуть мне в глаза. В тусклом зеленом свете магического фонаря его лицо выглядит печальным. Он нежно поглаживает мою руку, подносит к своим губам, и я чувствую, как он трепещет, прикасаясь к моей коже.
— Я должна идти. — Отнимаю свои пальцы из его ладони. Отдает их нехотя, по одному, и это нежное, но упрямое сопротивление отдается болью в сердце. — С ним мне будет лучше.
Нужно вырвать эти чувства с корнем. Обрубить. Уничтожить. Растоптать.
— Я люблю его. — Как контрольный выстрел. Но он не удивлен. Не раздосадован. Не гневается. Он знал. — Прости…
— Лина! Нам пора. — Мы отстали и любимый вернулся за мной. Его мягкий баритон вызывает волны мурашек по всему телу. Наши пальцы сплетаются, и он уводит меня прочь из ада, в котором я провела несколько лет.
— Идем. — Разворачиваюсь спиной к его брату. Чувствую на себе взгляд. Он отпускает меня, дает уйти с другим, хотя знает, что я не вернусь.
Примерно три года назад. Столица Империи Торрия город Тристрад. Дом семьи Ялмасовых.
— Госпожа Миэлла, мне очень жаль! — Печальный женский голос.
Кто такая Миэлла? Где я вообще? Помню, как переходила дорогу, зачитавшись в телефоне. Визг тормозов. А дальше темнота. Как глаза-то открыть? В теле такая слабость! Меня что, сбила машина? Болит все жутко!
— Нет! Не может быть! Доченька! — Рыдания. — Лейночка!
Совсем близко завыла собака, а за ней еще одна. Кто-то топнул, и собаки заворчав умолкли.
Кто такая эта ваша Лейночка? Что случилось вообще?
— Она мертва? — Мужской дрожащий голос.
— Мне жаль. — Голос грустный, но серьезный.
— Нет! — Снова рыдает женщина.
Мы в больнице? Простите, а мной кто-нибудь займется? Я глаза не могу открыть. И пошевелиться. И говорить. Да и дышится с трудом. Полагаю тут много пациентов, обратите внимание на все еще живых, пожалуйста! Хотя подождите, собаки выли в помещении. Неужели в больницу пустили животных?
Я попыталась разлепить губы чтоб позвать медсестру, но получилось сдавленное мычание. Голос показался чужим, слишком высоким, девичьим. Наверное, из-за травмы. И что это за больница такая, где на пациента совершенно не обращают внимания. Имена еще такие странные у соседей по палате.
— Вы слышали? — Первый женский голос оборвал причитания и рыдания другой женщины.
Наступила тишина. Наконец! Это мой шанс.
Я опять издала мычание вместо членораздельной речи. Почему так тяжело говорить?
— Лейна! Лейночка! — Меня обхватили горячими объятьями холодные руки. — Ты жива, детка!
Женщина принялась рыдать еще более усиленно, уже на моем плече. Это она меня сейчас Лейночкой назвала? Но я Ангелина!
— Как это возможно, госпожа Тиола? — Сердитый мужской голос, тот самый, который за все время задал всего один вопрос. — Вы не в состоянии отличить живого человека от мертвого?
— Секунду. — От меня не без труда отодрали рыдающую женщину. К груди прикоснулось холодное и плоское. Стетоскоп? — Чудо, не иначе. Госпожа Лейна, вы меня слышите?
Я попыталась ответить, что я не Лейна, а Ангелина, но не смогла разлепить губы. Мне что, зашили рот⁈ От дурной, но очень страшной мысли бросило в холодный пот.
— Кивните, если понимаете? — Доктор проверяла мой пульс. Я кивнула. Сложно понять к тебе ли обращаются, когда ты ничего не видишь и не можешь говорить.
— Удивительно! Пульс в норме. Дыхание чистое.
— Я вызову другого лекаря. — Мужчина чуть топнул ногой.
— Не надо другого… — Наконец смогла произнести я детским голосом, в удивлении распахнула глаза и договорила по инерции. — Лекаря.
— О! Лейночка, милая! — Женщина, одетая в пышное платье черного цвета, обняла меня. — Мама так рада, что ты жива! Дорогая моя!
— Простите… — Выдавила я.
— Что ты! Тебе не за что просить прощения! — Перебила та, которая представилась мамой.
Вообще-то я хотела спросить: «Простите, а вы кто?», но не стала продолжать фразу.
Тело ощущалось смутно. Я была ужасно слаба. С трудом подняв руку увидела маленькие девичьи пальчики на тоненькой и изящной кисти. Сколько мне? Двенадцать? На указательном пальце нет родинки, с которой я прожила больше тридцати лет. Чье это тело? Получается в своем мире, то есть там, на Земле, я умерла? Горло сдавило спазмом, а из глаз против воли полились слезы. Меня даже некому оплакивать. Обидно.