— Ну, это я уже и сам понял. А по зверям?
— По животным можно, — кивает он.
Покачав головой, усмехаюсь:
— А если звери будут в облике человека и захотят твою подружку изнасиловать, а тебя убить, а может и тоже перед этим попользовать?
Такая постановка вопроса ставит его в тупик. Парень крепко загружается.
— Ладно, пацифики — со стрельбой, если понадобится, я уж как-нибудь сам справлюсь. Ну, а на вас: наблюдение, костер, дрова и прочая альтернативная служба.
Значение этого термина ему непонятно. Приходится объяснять.
Пак Хэ Вон улыбается и заявляет:
— У нас такого нет. А было бы хорошо. Нам с Да Сом подошло бы.
— Не переживай — у нас тоже уже нет. Хотя, вроде, была когда-то. Давно, — и без перехода уточняю, — Со мной пойдете?
— А ты разве не взял нас в плен? — снова округляет глаза парень.
— Да сдались вы мне! — я фыркаю, — Один карабин возьму и патронов к нему. А вам два все равно без надобности.
— А куда ты хочешь идти? — поговорив с подружкой, уточняет Хэ Вон, и не дожидаясь вопроса поясняет, — В её школе учили английский.
— Догадался уже. А куда я пойду — пока точно не решил. Так что смотрите сами. Время позволяет. А еда у вас есть?
— Конечно! Мы хорошо запаслись, — взглядом спросив разрешения, Хэ Вон лезет в рюкзак…
— У нас много таких. Дезертиров. И их все больше и больше. Но они не пацифисты, — рассказывает юный кореец, пока я расправляюсь с банкой тушенки и галетами, — Люди разочарованы. Генерал обещал нам быструю победу над немцами и вами, а на самом деле, мы все сильнее увязаем в этой бессмысленной войне. Теряем своих соотечественников и слабеем с каждым днем. Люди устали и просто не желают воевать и умирать за прежние идеалы.
— Интересно. И насколько много таких "уставших"?
— Не могу сказать, — он виновато улыбается, — Просто солдаты вокруг, то и дело шептались, как в соседних ротах убежал еще кто-то.
— И где они все?
Паренек качает головой:
— Может, тоже прячутся, как и мы. Может, идут искать более мирные края.
— Сомневаюсь, что такие здесь есть.
— А ты был еще где-нибудь, кроме этих земель?
— Угу. И мексиканцев видел и африканцев и даже француженку.
— Расскажешь? — пацан азартно заблестел глазами, — Я бы тоже хотел путешествовать по этой земле.
— Расскажу, — обещаю я юному романтику, — Только позже, а сейчас мне бы прогуляться не помешало. Люблю прогулки на рассвете.
На самом деле, после корейской тушенки у меня дико закрутило в животе.
Удаляюсь подальше вглубь леса. Оправляюсь и неторопливо возвращаюсь назад.
Не слишком ли я доверчив?
Нет. Во первых и в главных: все три пистолета у меня с собой, а тот карабин, который остался на месте стоянки — даже при большом желании не выстрелит. Даже с помощью колдовства мамми Рамлы — ничего бы не вышло.
Да и не врут эти два цыпленка и не исполняют. Могу головой об заклад побиться...
Стоп! Что там происходит?
Быстро присев, замираю и пытаюсь понять, что случилось за то время, пока меня не было...
С места стоянки доносятся четко различимые смех и голоса.
На корейском.
Громкие, довольные и очень уверенные.
Зато ни голосов Пак Хэ Вона, ни Ли Да Сом — не слышно от слова "совсем".
Что бы это значило?
Почти прежним маршрутом, снова подбираюсь к лагерю юных пацифистов...
Ох ты ж, мля!
Вот это поворот!
Оглядываюсь по сторонам. Чисто.
А у костра — всего трое. Это я без своих юных приятелей считаю.
Ну, просто обалдеть — насколько насыщенная жизнь в здешней местности.
По этому захолустному, богом забытому лесу, похоже, все кому не лень гуляют, прямо как по городскому парку в солнечный воскресный день.
Тусовка на тусовке! Кто бы мог подумать!
Так, ну это явно не школьные друзья моих новых знакомых. Староваты будут.
Да и ведут себя новоприбывшие достаточно характерно. Примерно как обдолбавшиеся, сбежавшие из части "дембеля", которым уже и без того, с железной гарантией, дисбат корячится.
Снова оглядываюсь. Нет, все-таки их всего трое. Никого больше в поле видимости не обнаруживаю.
Что же у них за отряд-то такой? А может, остальные еще просто не успели подтянуться?
Да нет, был бы это головной дозор — ядро группы уже проявилось бы.
— А, может ну его, а? — успевает подать свой писклявый и жалкий голосишко — «мальчик, который боится темноты».
— Нах пошел, — исчерпывающе емко определяю его место в этой жизни.
Так дольше и некогда с ним базарить — детишек выручать надо. А то, двое козлин уже девчонку задорно на траве раскладывают, пока третий ноги о паренька отбивает. Этот футболист, видать, больше не по женщинам, а по садизму. Пацаненок уже и так в абсолютном ауте, а этот черт мосластый, все никак не унимается.