Не совсем глупая сучка.
— Она сама убивала кого? Или била?
— Нет, — бывшие рабы отрицательно качают головами.
— Ясно. Так, пошла отсюда, короста!
— Куда же я одна в лесу? Без оружия? Без еды?
— Ствол и паек тебе выдать? Это запросто, — киваю я и глядя в её красивое лицо, неторопливо тянусь рукой к кобуре.
— Все-все, я ухожу! — правильно понимает ситуацию брюнетка.
Говорю же — неглупая. По глазам понятно.
— Александр, проводите даму. Недалеко. И заодно уж — вставай в караул, вон с того направления. Серж, возьми у покойника ствол и располагайся с другой стороны
Вольтанутый пацифист с готовностью часто кивает, но прежде чем выполнять распоряжение, вместе со своими девицами, бьет челом освободителям и просится уйти с нами — всей сплоченной и дружной шведской семьей.
К ним, тут же присоединяются Лёня-аромат и трое остальных рабов.
Я всерьез задумываюсь.
Ну, и на кой мне — этот блаженный Серж и его сисястые телки?
Да и остальные никчемыши? Только проблемы лишние притянут.
Послать их в поселок, о котором покойный доцент поведал?
Или, все же, разместить неподалеку от себя? На всякий случай?
Советуемся с «завпроизводством».
Олег — однозначно за то, чтобы взять спасенных под себя.
— Пахать будут у меня — как миленькие. Развернемся, Кот! Степь засеем! Торговлю наладим. А кто на полноценную работу окажется не способен — тот свободен. Ну, а жить они и в сторонке могут. Да и, по идее: чем больше толпа — тем меньше вариантов, что кто-то решит напасть. Подумай, Кот.
— Ага. Думаю уже. Большая толпа — это, конечно, неплохо. Если только — не взвод объединившихся уродов налетит. Да что — взвод? Овец в отаре тоже хватает. А пара волков их всех вырежет, в легкую, — лениво возражаю я.
— Что, думаешь, и такие крупные банды найдутся? — делает озабоченное лицо Олег.
— Да я здесь ничему уже не удивлюсь. Впрочем, кое в чем ты прав — в большой толпе мишеней, нам, если что: без потерь среди своих — отбиться или свалить проще будет.
— Ну и это тоже, — будущий управляющий нашего «агрохолдинга» на глазах веселеет.
— Только, ты с ними — исключительно сам возиться будешь, Олежа. Я даже касаться ваших дел не стану, — сразу на берегу предупреждаю его я.
Где-то вдалеке прогрохотал первый негромкий удар грома.
Похоже, что и сегодня дождь снова польет от души.
Становится душновато. Воздух еле заметно тяжелеет, а небо неторопливо темнеет.
Ну, а мы переходим к самой увлекательной части любой победы — поиску и инвентаризации честно завоеванного.
Уже при первом, беглом осмотре становится понятно, что трофеи нам достались — просто богатейшие. Клондайк и Эльдорадо! Одних длинных и коротких стволов по полтора десятка! Патронов — куча! Еды — завались!
Похоже, что теперь уж точно, пришла пора посетить рынок в поселке, о котором покойный доцент говорил.
Заодно и Йулю выгуляю и в местный свет выведу. Порадую девочку.
Кстати, среди трофеев нашлось аж две резиновых лодки. Я даже слегка расстраиваюсь.
Ну, вот и на кой, мы с этим плотом горбатились? Хотя, пусть будет. Паромная переправа вещь полезная. Особенно для перевозки грузов. А на резинке, много ли увезешь-то?
В общем — все было не зря!
И риск, и потраченное время, и страх и пролитая кровь.
Ну что же — кажется здесь, лично мне осталось, лишь закрыть самый последний вопрос.
Тот самый — здоровый, рыжий и бородатый, об ноги которого я себе чуть все ребра не переломал.
…Человек-шкаф давно уже пришел в сознание, лежал на траве связанный и сейчас представлял из себя — весьма жалкое зрелище.
И куда только подевались «пальцы веером и сопли пузырем», когда он страшным голосом на рабов орал?
Весь кураж с него слетел. Всё! Несите другого — этот здоровяк сломался.
Сдулся, как резиновый шарик, через неделю после дня рождения.
Совсем недавно — рыжий надсмотрщик с глазами селедки, был уверен в себе, как племенной бык на пике формы.
Ну а теперь, передо мной на траве извивался червяк, слезливо шмыгающий кровавой юшкой из вдрызг разбитого носа.
Стреляю в землю рядом с ушами амбала.
Присаживаюсь рядом.
Его левое веко часто и судорожно дергается перед черным зрачком дульного среза моего пистолета. В мутных глазах с красными прожилками — плещется нечеловеческий ужас.
Ствол кисловато и страшно вонял порохом, и рыжий жалостливо заскулил.
Наверное, так воет волк, прежде чем отгрызть себе лапу, угодившую в капкан.
Понимая, что даже если вырвется, какое бы решение не принял — при любом раскладе долго не протянет. Ни с тремя лапами, ни с четырьмя.