Надо сказать, Фальконе не все понимал и знахарке приходилось иногда переводить, но и здесь была засада: она не понимала кой какие словечки, переспрашивала и зависала. Намаялся я с ними. Но в конце концов общими усилиями донесли сермяжную правду до европейских ушей.
- Десять тысяч? - оторопело сказал Фальконе. – Но это очень большие деньги. Я должен посоветоваться.
Я засмеялся:
- С кем посоветоваться? Телеграмму что-ли отобьешь или по телефону звякнешь? Так я тебя разочарую: нет у нас в Сосновке ни телеграфа, ни тем более, телефона. Да и в Барнауле пожалуй телеграфа нет, разве только в Тюмени. Но до Тюмени вам пилить и пилить.
- Есть в Барнауле телеграф. Уж лет двадцать как поставили. – Поделилась информацией знахарка.
- Вот как! – Искренне удивился я, считавший Барнаул девятнадцатого века глухой дырой. – А я и не знал. Может и телефон там есть?
- Нет там никакого телефона, телеграф только.
- Ну это все равно. И до Барнаула не один день добираться. Так что забирайте свои денежки и валите отсюда по быстрому.
- Хорошо! Аббат Бальцони предусмотрел и этот вариант. – с этими словами он покопался в своей одежде и достал суконный мешочек и подойдя к столу высыпал из него десятка полтора прозрачных камешков. – Это должно стоить больше десяти тысяч.
- Вот жук! – восхитился я. – Это алмазы?
- Это бриллианты!
- И я должен поверить тебе на слово?
- Ну это можно проверить у ювелиров.
- Во как! У ювелиров! Тятя, где у нас тут ювелиры?
- Чаво, Чаво? Какие левиры? – снова подыграл мне дед.
- Вот видишь: человек даже слов таких не знает. Савватеевна, а ты в камнях разбираешься?
- А как же! Разбираюсь! Как свинья в апельсинах. Хотя погоди - остались от бабушки кой какие украшения. – Знахарка покопалась в недрах своего сундука и достала шкатулку, из шкатулки вынула коробочку отделанную алым бархатом, открыла.
- Блин! Савватеевна! На хрена ты показываешь этим проходимцам такую штуку.
- А что? Обыкновенная брошка. – улыбнулась довольная произведенным эффектом женщина. – и скорее всего не очень дорогая тут всего один маленький алмазик.
Действительно на зеленом эмалевом листке красовалось сверкающая капелька росы к которой прильнула искусно выполненная маленькая серебряная бабочка, с золотыми разводами на крыльях. Вроде все простенько, но было в этой простоте, что-то не вполне осязаемое, видимо то, что и называется искусством в самом возвышенном значении этого слова. Даже меня, вполне равнодушного ко всяким побрякушкам, брошка впечатлила. Да что я, даже грубый амбал Серджио и тот не остался равнодушен. А Фальконе сначала замер, потом непроизвольно сглотнул слюну и протянув руку к коробочке, тихо спросил:
- Можно?
Получив разрешение, взял коробочку и минуты две рассматривал брошку поворачивая ее так и сяк, наконец очнулся и видя наш интерес, похоже даже немного смутился и положив брошку на стол сказал:
- Вы не правы сеньора это вещь дорогая. Работа настоящего мастера. Я в этом немного понимаю – отец мой был ювелиром.
Но вот кто остался вполне равнодушен к эстетическим ценностям так это дед, да еще Архипка, который тихо посапывал усыпленный нашей ведуньей.
- Нет эта брошка не пойдет, может сыщется у тебя колечко какое либо с бриллиантиком . – спрсил я знахарку.
Та, покопавшись в шкатулке, извлекла простенькое золотое колечко с маленьким камушком.
- Это подойдет?
Я взял колечко, повертел рассматривая и, захватив один из камешков, подошел к окну. Провел по стеклу алмазом с колечка и рядом прочертил царапину камушком взятым со стола. Затем сравнил. Ну что-ж твердость соответствует. Вроде не врет итальянец.
- Пожалуй и вправду алмаз. Как считаешь Савватеевна можно меняться?
- А…! – махнула рукой женщина. – Решай сам, надоели мне уже эти варнаки ватиканские. Почти тридцать лет от них с бабушкой бегаем. Может сейчас отстанут.