Знает ли о существовании второй Дани или феи не признались?
— Надеюсь, ее величество быстро поправится. Я хотела сказать, очнется, — озвучила единственное, что посетило мою не слишком ясную голову.
Почему-то в присутствии этого мужчины в ней всякий раз случались солнечные затмения.
Галеано усмехнулся и проговорил, немного помедлив:
— Признаться, какой-то части меня хотелось бы, чтобы она никогда не приходила в себя.
Мда. И что мне это дает? Да ничего, собственно. И ведь не спросишь же напрямую. А если спросишь, последствия могут быть самыми неожиданными.
И не самыми приятными. Для попаданки Дани.
Пока я просчитывала возможные варианты развития событий, его величество предложил:
— Присядем?
И шагнул туда, где пряталась моя сумка, вызвав во мне бурный протест и очередной приступ паники.
— Нет! — рванулась наперерез, схватила его за руку.
Как назло, именно этой ночью луна светила так ярко, а звезды ей в том помогали. Не хватало еще лишиться своей новообретенной заначки. А если Редфрит вспомнит, что это королевские цацки… Тогда у меня начнутся реальные проблемы.
— Нет? — удивился его величество.
Опустил взгляд, и я машинально последовала его примеру. Моя левая рука вольготно устроилась на его предплечье, правая же касалась королевских пальцев: сильных таких, горячих. И мне вдруг тоже стало жарко.
Дурная, дурная, Даня.
— Простите, ваше величество, — сказала я отстраняясь. Даже руки за спину убрала, чтобы за чужих мужей не хвататься. — Просто… скамейка холодная. Я уже проверяла своей… Собой, в общем.
— Тогда, может, пройдемся? — никак не желал он сворачивать наше знакомство.
Ну хоть к сидушке не рвется и то неплохо.
Решив, что за несколько минут прогулки сумка никуда не денется, а увести от нее Галеано — благое дело, кивнула и спустилась следом за ним по ступенькам.
И снова молчание. Идем, то и дело касаясь друг друга плечом, и это так странно… Нет, не случайные прикосновения, а спокойная атмосфера между нами. Спокойный Редфрит. Странно осознавать, что мужчина, столько раз дававший понять, как сильно тебя ненавидит, больше этого чувства к тебе не испытывает.
Ничего, по сути, не испытывает, но… Но ловить его улыбки было приятно. Мне самой почему-то хотелось улыбаться.
— Надолго вы к тетушке?
— К тетушке? — удивилась я и тут же мысленно огрела себя веткой с ближайшего куста. — Ах да! К тетушке… Думаю, что пока не прогонят, — пошутила и снова почувствовала, как начинаю краснеть от его улыбки.
— Бывали уже в Хельвиве?
— Гостила там некоторое время.
— Понравилось?
— В столице было… интересно.
А еще мне интересно, откуда столько внимания к совершенно обычной незнакомой девушке. Я ведь даже не леди и ничем не заслужила ни его улыбок, ни взглядов, ни уж тем более времени…
Закончить мысль не успела. Отвлеклась на шум и проклятия, доносившиеся из глубины сада. Переглянувшись, мы с Редфритом бросились на звуки, а спустя несколько секунд увидели… выбирающуюся из кустов Мильдгиту. Презрительно кривясь и фыркая, как готовая пуститься в галоп кобыла, она удерживала за руку разбудившую меня малышку. Лихорадочно дергая крыльями, фея пыталась вырваться, но чародейка держала крепко.
— Вот, нашла себе новую рабыню, ваше величество, — осклабилась ведьма.
Стерва!
Следовало как-то спасать положение, а заодно и фею, и я, шагнув вперед, на выдохе проговорила:
— Это, должно быть, рабыня губернаторской жены. Мне о них служанка рассказывала. Отпусти… те ее… госпожа колдунья. Видно же, что бедняжка напугана!
— Бедняжка? — еще шире заулыбалась живодерка, и у меня аж руки зачесались врезать ей от души. До звездочек в глазах и птичьего щебета в ушах.
Роскошь, которую я, увы, не могла себе позволить. Как и тыкать Мильдгите. Но если продолжу называть ее «госпожой колдуньей», рискую натереть мозоли на языке.
— Отпустите ее, — повторила, стараясь, чтобы голос не звенел от напряжения, но что-то внутри все равно звякнуло. А может, просто последние ниточки нервов порвались.
Спасибо черноволосой мерзавке.
Вместо того чтобы разжать пальцы, чародейка издевательски хмыкнула.
— Знавали мы одну такую леди, всех жалеющую. И фей, и накшерров. Даже за накаи заступилась, глупая, а ведь они те еще твари.
— Мильдгита, перестань, — процедил Галеано.
Но ведьма вошла в раж и продолжала:
— Наивная ничего не знала об этом мире и совершала глупость за глупостью…
— Мильдгита, я сказал хватит!
Даже я вздрогнула и поежилась от металлических ноток, прозвучавших в его голосе.
— Еще одно слово… — гневно, почти что яростно процедил Редфрит, и ведьма опомнилась.
Кивнув, покаянно опустила голову, виртуозно сливаясь с образом покорной и преданной подданной, после чего пролепетала чуть слышно:
— Прошу меня простить, ваше величество. Просто я разозлилась, когда почувствовала присутствие презренных. Наверняка тварь что-то вынюхивала для накаи. Хорошо, успела ее поймать. Так что ты здесь делала, маленькая дрянь?! — повысив голос, прошипела она.
Я было дернулась к чародейке, но поймав предупреждающий взгляд феи, заставила себя остаться на месте.
— Я хотела… хотела… сестру свою проведать, — горько всхлипнула малышка, и у меня болезненно защемило сердце. — Она теперь принадлежит этой семье, а я так скучаю по своей сестре. Так скучаю…
— Ну вот теперь и ты не останешься без дела, мелкая, — ухмыльнулась ведьма.
Что-то прошептала-прошипела, и искры, сорвавшиеся с кончиков ее пальцев, вонзились в руку феи ядовитым жалом. Вскрикнув от боли, та задрожала, в последний раз беспомощно взмахнула крыльями и рухнула в раскрытые ладони Мильдгиты.
На плече малышки теперь мерцал и переливался рабский символ.
— Это обязательно? — чувствуя, как внутри взрываются петарды ярости, дрожащим голосом спросила я.
Жаль, теперь у меня нет магии Фантальм. Хотелось хоть как-то наказать гадину. А заодно и Галеано. За то, что все это время корчил из себя стороннего наблюдателя. Просто смотрел и не вмешивался!
— Видно, что ты мало что знаешь о презренных, Элла, — снизошел он до объяснений. — Их не стоит жалеть. Поверь.
Не стоило тебе улыбаться, тиранище. И гулять с тобой по саду!
— Доброй ночи, ваше величество, — явно довольная уловом, попрощалась Гита. — Элла, — и мне заодно кивнула, после чего, что-то негромко мурлыча, двинулась по дорожке к дому.
Жаль, что я так и не двинулась. Вернее, ей не двинула.
— Нам тоже следует возвращаться, — решил Галеано, из-за попустительства которого еще одна фея только что лишилась свободы и больше не увидит дома.
— Я еще погуляю. Одна, — добавила резко, окончательно забив на то, что обо мне подумает этот деспот.
Скинув мундир, сунула ему в руки и, развернувшись, рванула во тьму сада, торопясь как можно скорее увеличить расстояние между нами. Пусть этого самого расстояния между мной и тираном будет больше, чем диаметр Марианской впадины!
Меня всю трясло, глаза обжигали слезы. Было горько за фею. Горько от того, что снова едва не обманулась. Этот мужчина только с виду (изредка) само обаяние, внутри же у него вместо сердца обломок камня, а в душе непроглядная тьма.
Чертова черная дыра!
Не знаю, сколько так металась, не способная успокоиться, взять себя в руки, заглушить бушующее внутри пламя. Какой-то части меня хотелось броситься в дом губернатора, отыскать спальню тирана и рассказать ему обо всем. О Спящем, о том, что натворили его родители, кого они пробудили, а Дикие по их милости теперь отдуваются. Но тогда придется признаться, что никакая я не Элла и… Нет, не хочу к нему обратно в клетку.
Но и просто стоять и смотреть, как в Треалесе процветает рабство, как накаи убивают людей, а люди охотятся на накаи — такой вариант даже не стану рассматривать. Я ведь не Галеано и оставаться не у дел не собираюсь!