Я набрала в легкие воздуху и сказала:
— Мне нужно дитя.
— И ты не боишься?
Вопрос удивил меня. Во что играет со мною крысолов?
— Все говорят, от ведьмы- смерть, — продолжил тот, отходя от котла, так, что теперь я уже совсем не видела черт лица.
— Но смерть даруется лишь тем, кто был не честен. Кто пренебрёг обрядом. Или же был неосторожен в нем.
(А, вот к чему клонит гадюка…Вещает, что мол не виновен в гибелях)
— Княгиню скоро повесят, — сказала я, не пытаясь контролировать дрожь в голосе, — Князь будет искать новую жену. Победить та, кто принесет ему долгожданного наследника. Пусть даже бастарда.
— Ты верно мыслишь, девочка, верно мыслишь…, - проворковала ведьма.
— Теперь подойди ко мне, сюда…
Длинный костлявый палец с бутафорским ногтем поманил меня.
Я подошла. Мне было это на руку. Я должна была приблизиться к мерзавцу.
— Возьми вот это, — сказал мне тот, кто звал себя ведьмой.
И в мои руки упала тяжелая глиняная кукла.
— Иди на водопад, встань в кувшин дьявола и смешай кровь вен своих с водой его. Наполни куклу и приноси ее мне.
я впервые заметила, что глиняная куколка имеет отверстие в середине – там, где у людей располагается сердце.
— Затем, возвращайся ко мне, дитя… Мы сварим зелье, и ты выпьешь его часть, а на утро дашь вторую порцию возлюбленному. И тогда он сам придет к тебе в ночи. И ты сможешь зачать ему сына.
(-Так вот как все происходило…, - мелькнуло в моей голове, — Девушки пили яд, но до утра не доживали…Только что-то здесь не так. Я думала, зелье нужно для зачатия, но, выходит, оно было приворотным? Неужели Влад не спал с фрейлинами княгини?)
Однако, размышлять было некогда. Я узнала про псевдо ритуал, а теперь пришло время правды.
Марта сварила зелье. Легкое, воздушное в самом прямом смысле этого слова. Герберт передал мне его по дороге. И теперь в флаконе на моей груди висел «туман» правды. Серебристый смок, заставляющий говорить искренне. Давно, он был запрещено по городам и княжествам, как нечто опасное. Применение его — грозило смертной казнью. Возможно, от того, что он сжигал слизистые тех, кто его вдыхал. А может, говорить правду никто не хотел… Но мы были на войне. И меры наши были оправданы.
Я приложила руку к груди, словно хотела почувствовать биение своего взволнованного сердца. Но, вместо этого, я резко сорвала подвеску, и разбила флакон о мощные древесные корни, стелящиеся всюду внизу.
Серебристый туман окутал землянку. Я быстро зажала нос специальным листом — лаутусом. Это был подарок Марты для меня. По ее словам, переданным мне бароном, через лаутус пары не смогут пройти.
Крысолов же взревел, глаза его почти вылезли из орбит. Дыхание участилось.
— Ах ты…
Крысолов готов был кинуться на меня, но в этот момент в землянку ворвались Герберт и Ганс — оба с самодельными респираторами из лаутоса на лицах. Они повалили крысолова на землю, и барон сказал.
— Теперь, пришло время поговорить, друг мой.
Меньше, чем через минуту туман правды исчез. Таково было его действие. Жертве хватало пары вдохов, чтобы пропитаться им. И он рассеивался. Мы же — могли снять свои защитный маски-листы.
Герберт привязал крысолова к столу. Конечно, тот сопротивлялся, и парик, под которым он скрывался, слетел с его головы, обнажая страшный, практически театральный грим ведьмы во всей своей красе. Темно обведенные глаза. Накладной гипсовый нос. Выделенные синим скулы. Это страшно, смешно и противно одновременно. Подумать, что этот человек дурачил всех…Но под чьими командами он действовал?
— Рассказывай, чей заказ ты выполняешь? — спрашивает барон, прижимая клинок к горлу Сэма.
Но тот молчит.
— Разве туман не должен был заставить его сказать правду? — удивленно спросил меня Ганс.
— На кого ты работаешь? — тем временем не унимается барон, — Говори, мразь!
Ответом ему служит молчание. Это странно. Я уверенна в Марте. Она не могла дать нам не верного зелья, тогда причина отказа может быть одной из двух.
Или нам мешает иная, куда более сильная магия. Или же- Герберт задает не те вопросы.
Если истинная ведьма не хочет, чтобы ее «цепной пес» говорил, то я не могу ничего с этим поделать. И никто из нас не сможет. Однако, стоит надеяться на лучшее.
— Герберт, — подошла я к барону, который уже готов был прирезать Сэма, — Позволь мне.
Барон посмотрел на меня диким взглядом. Я никогда раньше не видела его таким. Он весь бурлил гневом, и глаза его — обычно столь добрые — были налиты ненавистью.
— Герберт, прошу тебя, — тихо сказал я, прикасаясь рукой к руке барона.