У Руаны отлегло: всё-таки девчонки тут, дома. Здесь с ними точно ничего не случится. Остаётся надеяться, что с Юбейном тоже. Понятно, что мальчик нервничает перед столь важным и бесповоротным шагом — даже те мужики, что хотят жениться, не слишком любят это делать. Но лечить нервы увеселительными прогулками с девочками — это перебор.
Впрочем, кое-кто, кажется, становится ханжой — высмеяла Руана невесть откуда взявшуюся в ней гадость. Нужно изживать — твёрдо решила она, вновь топая к восточным воротам. Лучше обойти стену — заодно и подышать свежим воздухом — чем спускаться с неё по верёвке. Которую, возможно, ей вообще не предложат.
Парк за стеной лишь величали таковым. В отличие от парка внутреннего деревьев и кустов здесь куда больше, чем людей. К тому же вся эта поросль пребывает в первобытном состоянии: что выросло, то выросло. И садовники со своими хирургическими инструментами для обрезания тут не приветствуются.
Руана выбрала тропу, которая вроде бы уходила в сторону реки. Стада яранов натоптали не так уж много тропинок, дабы не превращать свои персональные угодья в места прогулок для тааров. Но те в большинстве своём вели именно к реке, пересекая немногочисленные поляны.
На первой же такой — квадратов девять, не больше — её путь преградил Пере-яр. Верней, он лежал на расстеленном камзоле пузом вниз. Абсолютно голый. На его заднице восседала верхом матёрая тигрица. В одной рубахе. Её мускулистые ноги были отмечены шрамами: и старыми и совсем свежими. Что впрочем, не удивительно для превосходно прокаченного атакующего.
Отчаянная бабёнка — между прочим, довольно красивая — мяла бугристую спину назла кулаками. Тот постанывал и что-то ей втирал урчащим кошачьим баритоном. Не слишком длинные, но густющие золотистые волосы северянки были спутаны — красавицу явно заваливали на спину. Отчего сейчас она выглядела умеренно довольной и безмерно свободной от любых ненужных проблем.
— Не хотела вам мешать, — проходя мимо, извиняющимся тоном пробормотала Руана. — Но рада за вас.
Тигрица обернулась. Улыбнулась, обнажив превосходные для этого мира зубы, и предложила:
— Выпить хочешь?
— Хочу, — брякнула душа таарии, не дожидаясь губительного вмешательства мозгов.
— Садись, — кивнула тигрица на валявшийся неподалёку колет.
И сползла с недовольно заворчавшего назла.
— Заткнись, — велела ему женщина, знавшая себе цену, и кивнула Руане: — Подтаскивай ближе и падай.
Та исполнила повеление: бросила колет рядом с голым мужиком и плюхнулась на него, вытягивая ноги.
— Вы были правы, — вытаскивая из кустов корзину, заметила ярания. — Она совершенно не похожа на своих. Кстати, меня зовут Лура.
— А меня…
— Знаю, — хмыкнула тигрица, выуживая из корзины стеклянную бутылку с красным вином.
Как я люблю — отчего-то промелькнуло в башке Руаны. Но тут же было затёрто любопытством, что всегда поднимает голову при встрече с интересными людьми. А Лура была очень интересна. Во-первых, видно, что не дура. Во-вторых, ярании не слишком часто выбирают стезю нападающего — чаще сражаются в защите. Так сказать, за спинами своих мужчин — что обусловлено прагматическими реалиями: женщин должно выживать больше.
А тут такой бутерброд: атакующий и лазутчик. К тому же — судя по шрамам — только с войны. Не то, чтобы Руану привлекали подобные занятия. Но всё равно интересно.
— О женщине Урха едва ли не саги слагают, — ободряюще усмехнувшись, поведала ярания.
— О том, как я прекрасна? — не удержавшись, съязвила Руана, принимая обшарпанный деревянный походный бокальчик.
Лура хрипло рассмеялась, отмахиваясь от шутницы обветренной мозолистой рукой. После чего одобрительно кивнула и пояснила:
— О том, как ты их провела. Когда сбежала. Да, Грах? — шлёпнула она по заднице демонстративно молчавшего Яр-Турана.
— Отвали! — рыкнул тот, дёрнув ногой.
— Злится, — удовлетворённо хмыкнула тигрица и подняла бокал: — За тебя… красотка.
Они выпили. И закусили. Перекинулись схожими мнениями о мужиках и ещё выпили. И снова закусили.