— Да, вместе,— сказал Антон Иванович, не понимая ничего.
— Коли вместе, так вместе,— продолжал городничий.— Держите же.
Антон Иванович взял одною рукою за конец пакета, другой конец которого держал в руке городничий.
— Теперь распечатаемте,— сказал городничий.
— Не понимаю,— сказал Антон Иванович.
— Гм,— сказал городничий.— А ещё и образованный человек! Самой сути не понимаете. Коли вместе, так вместе.. Это значит не вы и не я, а оба разом, вместе, а не поодиночке.
После этого городничий научил Антона Ивановича распечатать и прочесть пакет вместе. Это вышло таким способом, что один из них разорвал конверт с одной стороны, в то время когда другой в свою очередь разрывал его с другой стороны. Читали же оба враз и громко.
— Эхм,— произнес городничий, когда чтение было кончено. Антон Иванович клеил папиросу.
— Не угодно ли готовой? — сказал городничий.
— Я привык к одному табаку и курю всегда только свой,— сказал Антон Иванович. В это время в другой комнате начал покашливать десятский. Городничий догадался в чем дело и говорит; «Чайку не угодно ли? По дороге это бы кстати».
— Спасибо,— сказал Антон Иванович,— но не лучше ли, вместо чаю, приняться за дело.
— Я понимаю дисциплину,— начал городничий,— где дело касается службы, там не дремай. О!.. У меня не только не дремай, но помни и одиннадцатую заповедь! Наполеоновскую, значит, не зевай! Ха-ха-ха!
Спустя несколько минут Антон Иванович и городничий в фаэтоне, частный пристав, квартальный, десятские и несколько понятых на петушках отправились к синагоге, которую, по распоряжению губернского начальства, надо было обыскать. Так как дело происходило ночью, то порешили отложить обыск до следующего дня, а теперь только запечатать синагогу и поставить караул. Еще не пробило двенадцати часов, как синагога была опечатана двумя печатями — полицейскою и Антона Ивановича; к часу же городничий собрал весь кагал на совет, и Антон Иванович к тому же времени пил чай на постоялом дворе. Вдруг отворилась дверь и явился мишурис: «Булки хорошие!»
— Не нужно,— сказал Антон Иванович.
— Бублики, сухари,— продолжал еврей.
— Не надо, говорю тебе. Мишурис удалился. Но едва он вышел, как явилось два. «Гребешки, подтяжки, пуговицы, ножики хорошие»,- говорит один. «Перчатки, галстуки, манишки, воротнички»,— говорит другой.
— Ничего не нужно,— сказал Антон Иванович.
— Сургуч, бумага, носовые платки,— твердили евреи.
— Ничего не нужно!
Мишурисы пошли, но не молча, а продолжая говорить: «Носки хорошие, рубашки готовые». Антон Иванович молчал. За этим ввалилось в комнату не менее десятка евреев с разными товарами. «Спички, свечки, мыло, чернило, табак, сукна, полотно заграничное»,— твердили все враз.
— Убирайтесь к чёрту! — крикнул Антон Иванович.
— Так ничего и не купите?
— Убирайтесь, говорю вам.
Евреи ушли, но не все — два осталось.
— Вы чего ждёте? — спросил их Антон Иванович.
— Мы не мишурисы, мы по делу,— ответили евреи.
— Я никаких жалоб не принимаю.
— Мы не с жалобою. Мы пришли спросить, чы вашець долго прогостите у нас?
— Это к чему вам?
— Стало быть, нужно, если спрашиваем. Если бы пе нужно было, то не спрашивали бы.
— Извольте. Завтра уеду,— сказал Антон Иванович.
Евреям этим во что бы то ни стало хотелось втянуть Антона Ивановича в разговор — и успели. «В Киев?» — спросили они.
— В Киев,— ответил Антон Иванович.
— Извините,— продолжали евреи.— Мы знаем, что подорожнему человеку нужен покой; мы только на одно словечко. Позвольте спросить, знавали, вашець, там, в Киеве, NN?
— Что дальше?
— Что он теперь делает?
— Сходите да посмотрите. Полагаю, спит.
— Нет. Но он в отставке?
— В отставке.
— Эй-вэй! Такой человек в отставке! — воскликнули оба еврея и начали говорить между собою по-еврейски — сперва спокойно, а затем подняли крик.
— Что расходились? — заметил Антон Иванович.
— То мы так себе, извините. Мы говорили, что такого чиновника, какой был NN не скоро удастся видеть. Это была душа, а не человек, чистый, как золото. И пострадал? Эй-вэй!
И опять начали говорить между собою, пересыпая свою речь русскими бранными словами.
— На базаре вы, что ли? — сказал Антон Иванович.
— Извините, вашедь, нам жаль NN.— сказали евреи.— Тут-таки, в нашем городе, живет еврейчик — такой богач! Он-то и упек NN. Попался, извольте видеть, с контрабандою и давал ему взятку — такую взятку, что можно бы стать купцом первой гильдии.