— Ты чего разоралась, оглашенная?
Меня остановил какой-то мужик средних лет, с бородой в ярко-синем кафтане.
— Где мой сын?
— Какой сын?
— Мальчик четырех лет. В белой рубахе и штанишках с красным кушаком. Я очнулась, а его нет. Он еще маленький, никого здесь не знает. Он может напугаться.
Мужик пренебрежительно на меня посмотрел и ответил.
— Ну и чего ты разоралась? Ничего с твоим мальцом не случится, набегается — сам вернется.
Во мне закипела кровь.
— Ах ты, аспид небритый!
Глаза бородача увеличились в размерах и налились недобрыми намерениями. Но мне было все равно, накрывала паника. Неизвестность местонахождения сына толкала к действиям. Я при помощи острой палки прижала мужика к стене и злым скрипучим голосом спросила:
— Кто тут главный?
— Я.
— Фамилия, имя, отчество, звание? — как бывалый прапорщик проорала я.
— Ждан Годиныч, царь, — удивленно ответил мужик.
— Вот ты-то мне и нужен. У тебя вчера во дворе куча стрельцов да всадников была. Пусть они моего ребенка сейчас же отыщут и сюда приведут.
— А иначе что? — с высокомерной усмешкой спросил мужик.
— А иначе я в тебе столько лишних дырок вот этой острой палкой понаделаю, что швеи твои замучаются царскую шкурку штопать.
Нас стали окружать стрельцы с саблями, ожидая команды бородатого царя.
— А ты наказания за порчу царской шкурки не боишься?
— А чего мне бояться, если сама баба Яга мне клятву дала, что ни мне, ни сыну моему, ни на, ни ее родственники зла не сделают, а наоборот царь-батюшка будет блюсти нашу сохранность! Так вот я тебе скажу: хреново ты блюдешь мою и моего ребенка сохранность.
И тут этот заносчивый самодержец выбил из моих рук палку и начал внимательно меня осматривать.
— Ты, что ли и есть Марья, которая царевича должна расколдовать?
Я вытерла вспотевшие ладошки о подол сарафана и приосанилась. Скопировала взгляд царской особы и тоже прошлась по фигуре представленного индивида. Мужествененн, крепок, опасен. И все это на меня одну!
— Звать меня Мария Васильевна. И я вам ничего не должна. Так сказать, не вижу своей заинтересованности в оказании вам помощи в отношении вашего младшего отпрыска.
Разъяренный царь навис надо мной, загоняя в угол, давя своей мощью, авторитетом и начал орать:
— Да я тебя и твоего отпрыска и весь род твой до седьмого колена…
Я выглянула из-за его плеча и увидела бабу Ягу в ступоре, которая держала за руку моего Ванечку. Оттолкнув орущего мужика, со всех ног побежала к сыну. А он, умилительно дожевывая пирожок, потянул ко мне ручки и подставил щечку для поцелуя. Я взяла ребёнка на руки, паника наконец-то начала меня отпускать. Осмотрела сынишку, вроде все в порядке: умыт, причесан, накормлен.
— Доброе утро, маленький. И что ты без мамы делал?
— Мы с бабушкой кушали и гуляли. Там лошадки.
Я даже в страшном сне не могла предположить, что мой ребёнок будет называть бабушкой бабу Ягу.
— А что же ты меня с собой не взял?
— А ты спала.
Я подняла укоризненный взгляд на бабу Ягу. Оказывается, что пока я вела беседу со своим ребёнком, вокруг кипели нешуточные страсти. Царь орал на бабу Ягу, та брызгая слюной, отвечала узурпатору власти, стрельцы жались к стенам, сливаясь с интерьером, а по правую руку от царя стоял кривенький, косенький, худенький паренек и внимательно рассматривал нас с Ванькой.
— Ты кто? — спросил Ваня у кривенького.
— Ванечка, нужно же сначала поздороваться, — включила я воспитательный процесс.
— Здрасте, ты кто?
— Цалевись, — гнусаво проговорил парнишка.
— А я Ваня, пошли к лошадкам!
Царевич кивнул и пошел по коридору на выход из здания. Я спустила Ванятку на пол, и мы поплелись за парнишкой. Когда мы подошли к конюшне, царевич посмотрел на меня и представился.
— Зофут меня Елисей, я тлетий сын цаля-батюфки. А вы Малия Фасильефна?
Я кивнула и он продолжил:
— Плибыли, чтобы избафить меня от плоклятия?
Я отрицательно помотала головой.
Глаза Елисея округлились и он возмущенно засопел:
— Да батуфка тебя за самоуплафстфо на конюфне выполет!
Я остановилась, посмотрела внимательно на царёнка от кончиков сафьяновых сапог до вихрастой макушки.