— А ты мне не указывай, что делать, молод ешо! Говори, что тебе на базаре сказывали! — шлепнув молодого боярича ремнем по попе, вопрошала престарелая воительница.
Прохор громко ойкнул, но держался достойно.
— Говорили, что байки про звезды травит, короче в уши заливает разные глупости, — вывернув шею и косясь на кожаный ремень, ответил юнец. — А эти дурехи уши-то и развесили.
Ответил, кстати, правильно, только в конце промелькнула маленькая, едва заметная обида в голосе. Ну-ну, ты бы тоже с удовольствием Малаше какие-нибудь глупости в уши подул, да только она перед тобой свои ушки не развешивала. Вот ты тут у нас весь в обидах и висишь.
Со стороны входа донеслись топот ног и какая-то возня. Высокие двери открылись, и Любомир с Тихоном под руководством бабы Янины внесли связанный большой куль и положили его на каменный пол. Куль ойкнул женским голосом.
— Что это? — спросила я у Янины.
— Так виновную в деле проклятия Елисея для допроса с пытками принесли, — деловито ответил Любомир. — Куда прикажете ее привязать?
— А кто хоть это такая? — решила уточнить я.
Тихон подошел к шевелящемуся кулю и снял с его головы мешок. Виновной оказалась перепуганная и зареванная Малаша с кляпом во рту. Волосы ее были растрепаны, сарафан грязный, лицо перепачкано в земле напополам со слезами, взгляд испуганный, можно сказать, затравленный.
Прохор изменился в лице, от скромного паренька не осталась и следа. На Малашу смотрел взрослый мужчина, желающий убить всех ее обидчиков. Да, хороший мой, рассмотри ее повнимательней, это мы только начали.
— А почему она такая грязная? — немного растерялась я.
— Так в огороде между грядками с капустой и морковкой пряталась, а как мы ее заприметили, то бежать пыталась, с забора упала, чуть со страху шею не сломала, — вещал Тихон. — Еле успели спеленать, а то бы с обрыва в речку кинулась.
От его доклада боярич побледнел, на лбу выступил пот, он начал дергаться, пытаясь освободиться.
— Ну, если она у вас такая шустрая, положите ее на алтарь и привяжите к нему за руки и за ноги, — равнодушно командовала я. — Не забудьте застегнуть на ее лебединой шейке ошейник.
Прохор не сводил с меня убийственного взгляда, его уже трясло от злости и беспомощности.
— Да, если ты ее хоть пальцем тронешь..! — начал угрожать мне неразумный парнишка.
— Ну, и что ты мне сейчас сможешь сделать? — тихим голосом и нарочито медленно спросила я, пристально глядя в глаза Прохору.
Он начал затравленно озираться, ища выход из сложившейся ситуации, понимая, что угрозами ничего не добьется.
— Отпусти ее, что она царевичу сделала? — срочно поменял тактику с самоуверенной на жалостливую касатик. — Елисей, где же ты, царевич? Посмотри, что это ведьма с Малашей делает?
То есть, своей вины мы никак не хотим признавать, максимум, что можешь себе позволить — это указать нам на несостоятельность наших обвинений? Ой, не видел ты наших сериалов про ментов или братков! Ща я тебе все доходчиво покажу, так сказать, на личном примере. А за ведьму отдельное спасибо, мой статус от девки приблудной до целой ведьмы дорос. Можно сказать, этот симпатичный охальник поставил меня в один ряд с моими многоуважаемыми бабуськами, самыми могущественными колдуньями тридесятого царства, на минуточку!
Елисей же выглянул из-за колонны, равнодушно пожал плечами, мол: «Эта ведьма здесь за старшую, ей и решать. А я тут просто мимо проходил», — и снова спрятался за колонну.
— Возможно, она и ничего не сделала. Да только царь ваш, Ждан Годинович, назначил меня старшей по расследованию дела Елисея. И если я ему не предоставлю хоть одного обвиняемого, в нашем случае, обвиняемую, то больно будет конкретно мне, — как бы извиняясь, я развела в стороны руки. — Но ты же понимаешь, своя шкурка дороже, да и сам посуди: Малаша за огороды ходила? Про звездочки байки слушала? Чем ни железный повод для наказания?
Боярич взвыл на весь склеп, нарушая интимность обстановки. Баба Яга охолонула окаянного, чувствительно шлепнув по его молодой попе ремнем, от этого действия Прохор мгновенно пришел в себя и успокоился.
— Зачем вы ей кляп в рот пихнули? — продолжала я разбираться с Малашей.
— Так она орала, как оглашенная, на всю столицу, — жаловался на служебные трудности Любомир.
— Вытащите кляп, — менторским тоном приказала я.
— А, может, не надо? Она же опять голосить начнет, — равнодушно предупредил нас Любомир.
Я подошла к кроваво-красному алтарю, который находился за спиной Прохора и, нагнувшись над лицом Малаши, спокойно, почти ласково, спросила: