— Как ты себя чувствуешь, милая? — заботливо поинтересовалась баба Янина.
— Плохо, бабушки, — у Збары были глаза, лишенные абсолютно всех эмоций, будто стеклянные.
— Отчего же тебе плохо, девонька?
— Доченька моя пропала, найти не могу, — от ее замогильного голоса у меня на теле встали все волосы.
— Куда же она пропала? — продолжала выведывать информацию Яга.
— Не знаю, увели ее, а куда не говорят.
— А кто увел? — Яга говорила спокойно, нараспев, как будто с малым дитем.
И тут в допросе произошел какой-то сбой. Знахарка замолчала.
— А кто увел? — повторила вопрос баба Яга.
И никакой реакции со стороны женщины, она, как будто превратилась в пластмассовую куклу, даже не моргала.
— А когда увел? — попробовала поменять вопрос баба Янина.
— Два дня назад вечером, — замогильным голосом ответила молодая мама.
Мое сердце сжалось от страха за бедного ребенка, которого оторвали от мамы и куда-то увели. И увели ее, аккурат, перед тем, как к ней пришла ключница Ирина с белками на хвосте.
— Милая, а, помнишь, у тебя иголочки были, в маленькую подушечку воткнутые? — монотонно проговорила вопрос баба Янина.
— Помню, страшные те иголки, — так же безразлично ответила Збара.
— А откуда у тебя те иголочки появились? — продолжала допрос Янина.
— Дали, чтобы я передала, — туманно проговорила знахарка.
— Кто дал?
Ответом нам была тишина.
— Збара, ты меня слышишь? — переглянувшись с Яниной, спросила баба Яга.
— Слышу, — чуть нараспев сказала женщина.
— Кто тебе эти иголочки дал? — повторила вопрос Яга.
И опять мы не услышали ответа, будто на некоторые вопросы у Збары стоял запрет.
— Кому ты должна была передать иголки? — не выдержав висевшего в воздухе напряжения, вмешалась я в допрос.
Бабульки посмотрели на меня неодобрительно, но пресекать мою деятельность не стали.
— Марфе, — неспешно ответила Збара.
— Ты должна была передать иголки только Марфе, или Прохор тоже мог забрать иголки? — допытывалась я.
— Только Марфе.
— Ты знала, что это за иголки? — спросила я у знахарки.
— Да.
— Почему же согласилась передать их Марфе? — искала я причины участия женщины в нашем деле.
— Иначе Источку бы убили.
Мы с бабульками переглянулись, понимая серьезность ситуации.
— Кто убил бы? — Янина от злости уже шипела.
И опять ответом нам была тишина.
— Почему не пожаловалась стрельцам или царской страже? — пыталась понять страх знахарки Янина.
— Источке щечку порезали и посланье передали, чтобы за помощью не бегала. Я щечку залечила, — Збара отвечала нараспев с остекленевшими глазами, я смотрела на нее и плакала. Страшно, когда ты беспомощна, и не можешь защитить собственного ребенка. Во мне проснулась жуткая злость, захотелось наказать обидчика этой бедной женщины. Оставался только один вопрос: как найти этого злодея, если на все самые нужные нам вопросы она молчит, как рыба?
Я отозвала своих экспертов и спросила: — А почему она на вопросы не отвечает?
— Колдовство это, Машенька.
— Так это и ежу понятно, а в чем его принцип действия? — требовала я подробностей.
— Запрет у нее стоит от того, кто ей угрожал да дочку забрал, и запрет на ее смерти завязан. Мы, конечно, можем надавить, и она ответит, только после этого Збара умрет, — пояснили мне эксперты.
Это, конечно, дилемма, хотя кого я тут обманываю? Разумеется, я на это не пойду! Человеческая жизнь бесценна, а информацию мы может поискать и в другом источнике.
— А кому эти иголочки предназначались? — решила я зайти с другой стороны.
— Царевичу Елисею, — безразлично ответила Збара.
— Зачем иголки хотели передать Елисею? — проясняла я мотивы противников.
— Чтобы убить, — был ответ знахарки.
Самые худшие наши опасения полностью подтвердились, это было покушение, Елисея хотели именно убить.
— Тебе нельзя эти иголки было передавать. Ты дар потеряла и дочери уже не передашь. Зачем? — не унималась я.
— Нельзя было не передать, Источку убьют, Источку убьют, Источку убьют, — Збара опять начала раскачиваться из стороны в сторону, и из ее глаз полились слезы.
— Збара, ты меня слышишь? Збара! — пыталась я достучаться до бедной женщины, но у меня ничего не получалась.
Баба Яга и баба Янина бегали вокруг нее чуть ли не с бубнами, но докричаться до знахарки не получалось, у нее началась обыкновенная истерика.