- Прости, - начала свой отказ Хёна и, вдруг настигнутая озарением, кокетливо улыбнулась. – Я не хочу пропустить следующую лекцию, у нас скоро тест по этому предмету, а ты ведь вряд ли уложишься в перемену.
- Я могу постараться…
- Мне больше нравится, когда ты стараешься дольше, - кивнула она ему многозначительно. БиАй, закусив нижнюю губу и проводив Хёну взглядом, прошедшимся по её заду и ногам, не смог возразить, что мужская доблесть заключается и в продолжительности тоже, так что за пять минут можно только разочаровать, а этого ему бы не хотелось. Если уж кто-то увяз по уши в любви к нему, пусть там и находится, зная, что лучше него в своей жизни не встретит. Разве ему можно найти замену? Всегда хотелось знать, что нет, но Хёна единственная, кто подтвердил это на деле. Она не могла без него, и думая об этом БиАй забыл о том, что хотел с кем-нибудь перепихнуться на перемене.
Дохи нашла Бобби за королевским столиком и, подойдя, положила рядом с ним конверт и букет.
- Забери. Это не взяла Джинни, а это не возьму я. – Парень перестал жевать, сурово подняв на неё глаза. – И не пугай меня своим бандитским взглядом, я не боюсь. Забирай давай.
- Я не забираю то, что дал, и не отдаю то, что дали мне.
- Ну да, девственность-то мне уже не вернёшь, - пошутила она. Чживон улыбнулся, пожалев об этом сразу же и приложив кончики пальцев к устам. – Извини, не хотела смешить… тебе помочь чем-нибудь? Подуть?
- Возьми деньги – мне будет приятно.
- Бобби, - присела она на соседний стул со своим подносом, уже не прося разрешения. На неё никто не обращал внимания. Парень заметил, что у неё из блюд только кусок куриного филе и капустный салат. Дохи проследила, куда он посмотрел, и задвинула за себя поднос, навалившись на стол. – Просто кусок в горло не лезет из-за твоей щедрости.
- Я думал, что ты заедаешь все неприятные эмоции.
- Знаешь, какой ты сейчас страшный с такой мордой? Почти как я.
- Думаю, что хуже.
- Я разлюбила БиАя, - сообщила она между делом. Бобби приподнял брови.
- Что так?
- Истребила в себе последний недостаток: я тоже велась на внешность, хотя осуждала это в мужчинах. Он редкостный свиняра, за что его любить? За кубики пресса? За красивые глаза? За безумно соблазнительную улыбку и умопомрачительное всё остальное от пяток до макушки, на которой так шикарно уложены его пахнущие Хьюго Боссом волосы? – Дохи одернула себя, не став уточнять, откуда она знает, чем пахнет БиАй. Побывавших с ним вблизи было пол-университета, так что спросить было у кого, потому что именно подруга Хёна распространяться бы о деталях не стала – В общем, есть за что, конечно, как ты понял, но в том-то и дело. Почему я как он? Почему я смотрю на внешний вид? Нет, не буду больше. – Дохи кивнула на столик, где сидели подруги с друзьями, в далеком отсюда углу. – За Чану взяться что ли? Он не то чтоб совсем плох, но и не первый красавец, чтоб долго сопротивляться. – Бобби оттопырил её карман и засунул туда конверт, прихлопнув после этого снаружи. Дохи недовольно понаблюдала. – А ты за что любишь Джинни? Только честно.
- Кто сказал, что я её люблю?
- Если ты это всё ради баловства делаешь, то я не хочу даже думать о том, на что бы ты пошёл ради любви.
- Ради любви идут на жертвы, ради страсти – на безумства, - расставил все точки по местам Бобби и заговорщически хотел сверкнуть зубами, но опять поморщил нос, тронув свои ссадины.
Джинни села в автобус, размышляя о произошедшем. Когда Бобби спросил, что она будет делать, если её бросит Юнги, то первой же мыслью было «он никогда этого не сделает!». Потом стало страшно от того, что сумасшедший Чживон постарается организовать что-нибудь, напакостить. А если он наймёт какую-нибудь шлюху, чтобы она соблазнила Юнги? Решено, какие бы слухи и сплетни не появились о неверности её парня – она ничему не поверит. Он занимается делами, он в командировке! Какие ему там другие женщины? Он любит её! Мысли шли всё дальше и дальше, и Джинни представила, что где-то там, вдруг, храня ей верность и не изменяя, Юнги бы вдруг сказал какой-то особе: «Я хочу тебя, но люблю другую». Словно битое стекло вонзилось в кожу. Девушка ощутила лихорадочный жар в прохладе полупустого автобуса. Если бы она узнала, что Юнги хочет другую и борется с желанием, чтобы не изменить, понравилось бы ей это? Нет, никогда! Более того, она бы не простила ему, что в тот момент, как они спят, ему чего-то не хватает, и он заглядывается на сторону. Что тогда в ней не так? Господи, как это всё страшно оказывается! Грешить в мыслях самой и считать, что безгрешная, тогда как то же самое в других принимаешь за преступление! Называть Шугу скучным для неё кажется всего лишь делать замечание, а если бы Шуга где-нибудь в компании, Хосоку или Ви сказал бы «всё вроде хорошо, но какая-то она ебанутая»? Она бы оскорбилась и обиделась. Джинни бледнела и заливалась краской тихо сама с собой. Вместо того, чтобы добираться домой, она сошла на ближайшей остановке и побрела к метро, чтобы наведаться в старое кафе, где они когда-то любили проводить время, когда были друзьями. Набрав Хосока, она захотела услышать кое-какие ответы.
- Да, Джинни? – поднял он настороженным голосом, угадывая, о чем пойдет речь.
- Для начала – зачем ты избил Бобби?
- Я?! Ну, во-первых, он сам напросился, - вздохнул Хоуп. – Во-вторых, он мне тоже неплохо засандалил. Он опять к тебе лезет? Приехать?
- Нет, всё в порядке. Я хотела спросить кое-что другое… Юнги когда-нибудь жаловался на меня?
- В смысле?
- Ну, что я невыносимая, трудная, капризная, глупая, дура недоделанная?
- Нет, ты что? С чего ты взяла? Он никогда о тебе и слова плохого не сказал.
- А как ты считаешь – мог бы? Честно, скажи объективно, во мне много плохого?
- Джинни, не мне судить, - Хосок вздохнул. – Ты немного безответственная, возможно. Легкомысленная, в рамках приличий. Но я не могу сказать о тебе ничего плохого тоже.
- Лучше бы сказал…
- Что за настроение, эй? Розовая наша, ты чего там приуныла?
- Я уже почти не розовая. Может, потому и приуныла. В оранжевый что ли покраситься? Говорят, он благотворно влияет на положительные эмоции. – Джинни потрясла головой. – Прости, что гружу. Спасибо, что поговорил со мной. И не бей больше Бобби.
- Если он не будет лезть.
Джинни добралась до кафе и, заказав себе сок, села за ещё не убранный с лета столик на улице. От стыда за себя она перехотела всё на свете, в том числе и Бобби, но выговор самой себе вечно не продлить, поэтому, ругая себя за то, что посмела испытать желание к Чживону, Джинни искала выход, как же прекратить это? Может быть, стоит перевестись в другой университет? Прикинуться заболевшей и отлежаться дома до возвращения Юнги? Но разве когда-нибудь помогало избавиться от соблазна такое средство? Недаром говорят, что лучшее избавление – это поддаться. Но поддаться – это измена. А думать и мечтать, как выяснила Джинни, тоже не менее отвратительное свершение. Если она уже сделала в воображении то, за что не простила бы Юнги, то какая разница, что последует за этим? Она уже падшая. И тем это усугублялась, что в Юнги вообще нельзя было найти недостатков. Она недостойна его, она, которая так долго считала, что для неё годится только самое лучшее, что самый лучший парень должен принадлежать ей, она вдруг осознала, что слишком плоха для самых лучших и, возможно, плоха даже для Бобби, который так страстно добивается её вообще непонятно за какие заслуги. Тоже мне – принцесса! Только для брата, родителей и Юнги.