— Снова рискуя головой? — Бобби ничего не ответил. Они замолчали. Дохи согнула ноги, подобрав к груди коленки. Так было теплее. Она не видела, что над их головами, чуть в стороне, осторожно мелькнул золотой шлем и, не издав ни звука, скрылся, вернувшись на свою Сузуки Хаябуса, ждавшую неподалеку, и затаился, продолжая наблюдать.
Ханбин подъехал вместе с Хёной и, втроём, осторожно, терпя матерную брань Чживона, помогли ему доковылять до машины и уложили его на заднее сиденье.
— К себе тебе лучше не возвращаться, — завел мотор БиАй. — Переваляйся пару недель у Чжунхэ. У него тихо, никаких лишних глаз. Там тебя не очень станут искать.
— Ему придётся не водить к себе столько дней всяких блядей? — простонал Чживон. — Он меня возненавидит.
— Перетопчется. — Король университета посмотрел на Дохи. — Узнаю, что мелешь языком — убью. Где тебя высадить?
— Я хочу поехать с вами, — тихо, но требовательно произнесла девушка.
— Ещё не хватало, чтобы ты знала, где будет Бобби…
— Я хочу навещать его!
— Нельзя, хомячок, — вдруг сомкнулись его пальцы на её кисти. Она сидела с ним сзади, придерживая голову, лежавшую на её мягких коленях. Ему было на них приятно, как на подушке. Обычно ноги тех девиц, с которыми они чаще спят, напоминают гладильную доску или монастырский валик, какой подкладывают под шею во время медитации или йоги. А эти ножки не упирались острыми углами в затылок, они проминались и были уютными. «Вообще-то, их, наверное, приятно было бы мять» — отвлекая себя от покалывания и разрывающих ощущений, подумал Бобби. — БиАй, но сегодня, пусть она поедет с нами? — Закатив глаза, друг за рулем молча принял просьбу. Переключив скорость и выйдя на прямую дорогу, он посмотрел направо от себя и, устало улыбнувшись Хёне, взял её за руку.
Чжунхэ спустился вниз и помог поднять Чживона в квартиру, где они принялись укладывать его на разложенный диван. БиАй ломал голову, где взять врача, умеющего хранить тайны. У него был личный, выручающий их, но он был другом отца, который сразу всё доложит отцу, а там прямая отправка информации туда, куда не нужно.
— Где взять хорошего, молчаливого костоправа?
— Молчаливый костоправ — мертвый костоправ, — заметил Чжунхэ. — Воспользуемся услугами любого, а потом в реку. Заодно и тело будет, обрядим его только в шмотки Бобби.
— А то его не опознают?
— Можно обжечь. Может, байк ещё и загорелся?
— Много свидетелей обратного, — отказался от идеи Ханбин.
— Моего лица, в принципе, не знают, — подал голос Чживон. — А моих клинических данных давно нигде нет. Вы забыли? Я чистый лист, сведения обо мне стерты под ноль. — Он посмотрел в сторону кухни, куда пока отправили девушек. Как легко ему всегда было делать, что хочется, лететь, куда хочется. Он сказал правду, что не собирается ни к чему привязываться. Вещи — это временная ерунда, сменяющаяся и ничего не стоящая. Но он не сказал, что ни к кому не привяжется. Или уже поздно было, и привязанность есть? БиАй пристально смотрел на него и Бобби, чтобы объяснить как-то тоску на лице, произнес: — Ямаху жалко. Я звал её волчицей.
— Новую купишь. — Наложив шину на руку — единственное, что точно умел определять и чинить в людях БиАй, это переломы берцовых и локтевых костей — друг выдохнул и, наконец, осознав, что самое страшное прошло, что пока всё налаживается и они «выплыли», позволил себе расплыться и обозваться: — Еблан ты, Бобби.
Хёна вышла из туалета, выключив там свет и, со слезами на глазах посмотрев на Дохи, которая уставилась в одну точку в ожидании, когда молодые люди закончат тайное совещание и допустят их, решила обратиться не к подруге, а тому, с кем всё напрямую было связано. Она приоткрыла дверь в комнату.
— БиАй, можно тебя на минуту? — Он нехотя отвлекся от тихого смеха с друзьями, уже собираясь нервно по привычке ответить, когда увидел взгляд Хёны, и не смог не подняться. Выйдя к ней, он посмотрел на другую девушку, сидевшую в кухне, и отвел свою в спальню Чжунхэ.
— Что случилось? — Встревожено воззрился он на неё. Хёна закусила нижнюю губу и, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, опустила глаза.
— Они пришли…
— Кто? — непонимающе переспросил Ханбин. У неё ещё был шанс пойти на попятную, обдумать хорошенько, сыграть в обман, если бы ей нужно было сохранить всё, как есть, но…
— Месячные, — шепотом выжала она. Слеза всё-таки стекла. Ей трудно произносилось признание по двум причинам: теперь БиАя ничего не держит рядом с ней, а ещё он терпеть не может все эти разговоры о женской подноготной.
— Чего ж ты плачешь? — непонимающе улыбнулся он шире, чем улыбался до этого в беседе с Чживоном и Чжунхэ. — Радуйся, проблемой меньше!