Юнги ощущал тяжесть в голове, и состояние было вяло-мутное, но он открыл глаза, пытаясь понять, где он находится? Над ним определенно потолок, светлый и ничем не примечательный. В глазах немного плывёт, так что хочется их протереть. Руку пришлось вытащить из-под чего-то, и сгибать локоть что-то мешало. Шуга приподнял голову, увидев проведенную к венам на изгибе капельницу, а возле койки, на стуле, черноволосую макушку, начавшую шевелиться. Это от неё, от этой головы он отнял свою кисть. Джинни! Первая радость, разлившаяся от узнавания, стала сменяться чем-то скребущимся изнутри. Что было до этого? Почему он здесь? Он же… дрался с Бобби! Черт возьми! Дрался с этим ублюдком, который показал ему фотоснимок того, что не должен был видеть никто, кроме него.
К тому времени, когда Джинни проснулась и, придя в себя, обнаружила открывшиеся глаза Юнги, он вспомнил всё и, вместо того, чтобы ответить с тем же весельем на безумное счастье девушке, молча смотрел в её лицо.
— Ты пришёл в себя! Боже, Юнги, ты очнулся! — Шли уже третьи сутки, и все не на шутку волновались о состоянии пациента. Но, кажется, судя по его ясному взгляду, организм просто взял передышку, воспользовавшись ударом по голове. — Ты вернулся к нам! — Джинни смахнула непрошеные слезы и сжала его руку. Поцеловав её, она хотела двинуться к щеке возлюбленного, но когда её губы приблизились, он отдернул лицо, отвернувшись. — Юнги?..
— Ты спала с Бобби? — ледяным, стальным голосом спросил Шуга. Бобби… Джинни едва вспомнила это имя, переволновавшись за три дня, которые почти не спала, не выходя из палаты. Или она выходила? Да, несколько раз в туалет, и в душ. Кофе и какую-то еду Намджун приносил прямо сюда и иногда составлял ей компанию. Джинни не думала даже о том, как выглядела. Всё это время она не видела зеркала, не красилась, и причесала её несколько часов назад мама, заглянувшая проведать молодого человека дочери. Джинни было так плохо, что вообще не до себя, хотя обычно она любила заниматься внешностью. — Спала?! — поторопил её с ответом Шуга, едва пришедший в себя, как уже из себя выходящий.
— Нет… нет! — убедительнее повторила девушка. — Господи, как я могла? Юнги, я же… я никогда бы не стала совершать подобное за твоей спиной.
— Тогда откуда у него фото твоей татуировки? — Юнги развернул к ней пылающий взгляд. Его ноздри раздувались, он не пыхтел, но только потому, что ещё не набрался достаточно сил для гнева.
— Фото? — Джинни понятия о нем не имела. Она знала, что он видел её татушку, но что сфотографировал? Сочинять что-либо уже лишнее, нужно быть честной, нужно признать всё до конца. — Помнишь, я говорила, что напилась без тебя? — Юнги не шелохнулся, ожидая продолжения. — Я позвонила Дохи, чтобы она забрала меня. Оказалось, что она была с Бобби, и он был там тоже… — Шуга не поверил бы, если бы не видел собственными глазами, что Дохи была в квартире Чживона, когда он туда пришёл. Что за странная пара? — Я… была очень сильно пьяна. Они уложили меня спать, а Дохи уехала домой…
— Хороша подруга! — бросил Юнги.
— Она не виновата… Бобби… — Джинни даже имени его произносить не хотелось. — Он сказал утром, что видел мою татуировку… я убежала оттуда, но я не знала, что он сделал снимок…
— Да какая разница?! — хотел крикнуть Шуга, но получилось не очень громко: голос сорвался и прохрипел в конце. — Он залез к тебе в трусы, Джинни! И ты не сказала мне об этом?!
— Чтобы вышло то, что в результате вышло?! — попыталась защититься она. Неужели он не понимает, что она волновалась? Что ей было страшно за него, потому что Чживон — грозная и опасная сволочь.
— А тебе бы понравилось, если бы у меня кто-нибудь в штанах шарил?! — спросил Юнги. Девушка понимала, что с её стороны есть вина, но ей не хотелось быть грешницей в глазах любимого человека. И она не могла сдержаться, чтобы не вернуть ему часть обиды. Она была скорее за то, что он так часто оставлял её, но выразилась по-другому: