— Конечно, — закивала Дохи. — Это главное… он подлатался, будет, как новенький…
— Ладно, я пойду… заглянешь вечером? Я дома.
— Да нет, я сегодня главная по хозяйству, обещала маме убраться, — отмахнулась девушка, ощущая, как увеличивается внутри пустота, прямо пропорционально увеличивающемуся расстоянию между ней и Бобби. Никаких дел у неё не было, никому она ничего не обещала, просто хотела остаться одна, чтобы осознать, что это всё-таки случилось — Бобби покинул её, пропал окончательно. Единственная связь, оставшаяся с ним — это его друзья, но те точно не намерены допускать её в свой круг, а Хёна… Дохи не может её винить. Любовь меняет, требует, приказывает, обезоруживает, делает безвольными или, наоборот, предельно сильными. Хёна любила БиАя, и если тот оберегал друга тем, что не давал никому ничего о нем узнать, то Хёна будет делать то же самое.
Крепясь, Дохи вышла из университета. Пасмурно, идёт дождь, антрацитово-оловянные поверхности слились в мокрую размазню, асфальт становится подобным хмурому зеркалу, оттеняющему отраженное темно-серым. По своей рассеянности она забыла утром зонт, понадеявшись, что обойдётся. Не обошлось. Рядом возник Чану, открывающий свой черный зонт. Он, видимо, хотел сделать красивый жест, распахнув его над их головами, но что-то в механизме заклинило, и он принялся пыркаться с кнопкой.
— Дай сюда, — забрала у Чану неподатливый предмет Дохи и смогла открыть его быстрее, после чего протянула обратно: — Держи.
Парень поднял его над их головами. Он уже трижды провожал её до дома, в основном без слов, просто идя рядом, как она и разрешила. Сегодня будет четвертый. Чану неплохой. Симпатичный. Воспитанный и милый. Дохи посмотрела на него, делая шаг, и он сделал его тоже. Иногда можно собрать целый букет достоинств, но всю их значимость перевесят всего два слога: не тот. Чану не тот. А если говорить прямо, то он просто не Бобби, не Чживон, превративший всё вокруг в выдумку и мираж. Весь университет думал, что он лишил её невинности, но она всё ещё была честной девицей, весь университет думал, что он до безумия был влюблён в Джинни, а ему заплатили деньги за её соблазнение, все думали, что он погиб, а он жил где-то, неизвестно где, неизвестно будучи кем. Дохи улыбнулась Чану, беря его под руку, чтобы удобнее было прятаться под зонтом.
— Ну что, так и будем молчать?
— Да я как-то даже не знаю, что сказать…
— Скажи что-нибудь. Хотя нет, не надо. Дождь шумит, болтает за всех. — И плачет тоже за всех, потому что Дохи не собиралась разнюниться и впасть в депрессию. Это выбор Бобби, в конце концов. Ему же нравятся иллюзии? Так пусть все, по-прежнему, думают, что ей весело, всё время весело, пока ей горестно и грустно, пусть все думают, что она встречается с Чану, пока любить она будет другого. Того самого. Парня, сорвавшего её первый поцелуй.
Джинни с Хёной остались подругами лишь формально. Они здоровались, обращались друг к другу по поводу учебы, но не более. Дохи было больно смотреть на это, на то, как развалилась их такая замечательная и мощная дружба, сломившая многие преграды. Неужели вот так иногда происходит? Ну ладно с парнями, они натуры ветреные, но чтобы терять друзей, то есть, подруг? У Дохи никогда их не было в школе, и эти первые, ставшие ей такими родными и близкими, казались приобретенными навечно. Но вот всё истончается и рушится, без чьей-либо вины, просто по указу судьбы. Теперь с ней постоянно был только Чану. Он стал ей другом, хорошим, лучшим, заменившим обеих девчонок, которые не сомневались, что Дохи начала с ним встречаться. Она и сама поддерживала этот образ, не собираясь докладывать о том, что когда он её провожал — она не приглашала его в гости, а когда её к себе звал он — она отказывалась.
Поэтому к рождественским каникулам Дохи поняла, что праздники не очень-то удадутся, ведь не будет компании, в которой можно отметить праздник. Вернее, компаний было слишком много: Хёна приглашала в королевскую, Джинни звала к себе на семейный ужин, где будут её брат, Юнги, ещё какие-то друзья и родственники. Чану предлагал организоваться курсом и отправиться куда-нибудь на каток, или в кафе, или гулять по наряженным улицам. Дохи взяла конверт с деньгами, дарованный Бобби, и легла в больницу, чтобы не мучиться выбором.
Операция была оплачена, и прошла успешно, и хватило даже заплатить за отдельную палату, в которой полагалось проваляться ещё три дня, прежде чем выписаться домой. Выписка назначалась на двадцать девятое число. Очень хороший подарок на Новый год себе. Дохи была довольна, поглядывая на цветы, принесенные Чану, когда он проведывал её днем. Они стояли совсем рядом, в вазе, и она отлично их видела, каждый бутон, и вазу тоже, и фрукты, принесенные родителями, и небольшие подарки от Хёны с Джинни, ради такого случая сумевшие объединиться и прийти вместе. В палатах на втором этаже больницы уже погасили свет, потому что было время сна, но фонарь с улицы дарил необходимое для различения контуров освещение. Ветки деревьев, заиндевевшие и белые под снегом, скребли по стеклу. Неужели там поднялся такой ветер? Дохи подождала, когда скрежет прекратится, но он начался вновь. Какой отвратительный звук! Девушка попыталась стерпеть, но не выдержала, и направилась к окну. Отодвинув вертикальные жалюзи, она ахнула, увидев за окном кого-то, человека, шевелящегося. Сама себе удивившись, что не заорала на всю клинику, Дохи приложила руку к сердцу, всмотревшись, и, когда стала угадывать силуэт, судорожно схватилась за ручки рамы, спеша повернуть их и открыть. С улицы повеяло морозом и пронизывающим холодом, но Бобби быстро прошмыгнул в палату, закрыв окно, чтобы не дуло. Дохи замерла, глядя на него в оба глаза. Задев его руками, когда парень забирался, она почувствовала ледяную кожаную куртку, и весь он такой замерзший, даже шапки не надел!