Находившийся в штабной палатке сержант Сивов напомнил:
— Товарищ капитан! Завтрак совсем остынет.
— Ну да, конечно.
Через час собрались командиры рот и начальники служб. Комбат поставил задачи всем: кому как действовать, где следовать в колонне при прорыве на восток поперек потока войск противника. После совещания командиры подразделений уточнили место каждого отделения и каждого бойца. Только время прорыва было неизвестно.
Хотя теперь в батальоне все знали, в какую попали западню, зной июльского дня и накопившаяся усталость взяли свое. Крепко спали в тени деревьев намаявшиеся понтонеры. Бодрствовали только дозоры на подходах к лесу да разведчики на кургане.
У телефона дежурил то лейтенант Донец, то сержант Сивов. Все, что сообщали с кургана, заносилось в журнал наблюдений. Корнев с Сорочаном, просматривая эти записи, заметили, что движение немецкой пехоты ослабло. Чаще стали проходить колонны грузовиков, крытых тентами. Комбат взглянул на комиссара:
— Рискнуть бы сейчас, пока проходят тылы. Полоснуть двенадцатью «максимами» зенитных установок. Это ведь четыре тачанки на каждой машине, и ручные пулеметы добавили бы огонька.
— А что у них на подходе к городу, тебе известно? — спросил Сорочан.
Корнев с досадой ответил:
— Разведчики доносят: подход с севера плохо просматривается, видна только окраина. Нам бы на тридцать минут оседлать железнодорожный переезд, а там в трех километрах лесок.
— Но лучше дождаться ночи. А пока людям, и нам в том числе, надо хоть немного поспать.
Перед вечером с кургана сообщили такое, что все надежды на ночной прорыв рухнули. В город вошла вереница легковых машин. По окраине выдвинулись танки, развернулись зенитные батареи. Было видно, что там разместился крупный штаб.
Корнев в сердцах произнес:
— Черт меня дернул ждать! Пока шли тылы, надо было смять их и выскочить из ловушки!
Сорочан успокаивал:
— Не горячись. Если штаб утром уйдет дальше, за ним едва ли будет много войск. Вот тогда и пойдут настоящие тылы.
Как ни гадали комбат с комиссаром, как ни рядили, а пришлось, усилив охранение, ждать утра.
Помпохоз капитан интендантской службы Ломинога до призыва на сборы был председателем одного из колхозов на Украине. Интендантские дела выполнял на свой манер. К сытному ужину выдал на двоих по котелку молдавского кислого вина из где-то прихваченной им бочки. Плотно закусившие понтонеры повеселели. Тревожное настроение поубавилось. Собрались кучками под развесистыми деревьями. Пошли разговоры о том, что было, предположения и надежды на будущее и, конечно, об оставшихся дома. То и дело прорывался смешок около неунывающего и языкастого сержанта. Он пережитое принялся изображать на свой лад.
— «У… у… у… ии… иид… ууу! — подражает гулу самолетов. — Тт… ттак… т… так! — тараторит пулеметной скороговоркой. — Дд… д… дай! дд… дай! дд… — будто зенитка зачастила выстрелами. — Нн… а! нн…аа! нн…а!» — подражает вою падающих бомб и их разрывам.
Постепенно в лесу разговоры и смешки стали затихать. Переволновавшиеся и натерпевшиеся во время бомбежки страху понтонеры, поспав по два-три часа днем, самую сильную тягу ко сну перебили. Но наступил вечер, и начали устраиваться на ночь под деревьями и кустами. Теперь сон их был тревожным — понимали, что батальон застрял в лесу и дорога ему на восток перерезана немцами.
Наконец наступила тишина. Только еле-еле слышны приглушенные голоса в штабной палатке. Свет из нее чуть пробивался сквозь прикрытое ветками полотнище. Там поочередно дежурили у телефона все те же — Донец и Сивов. Изредка доносилось бряканье закрываемой железной дверцы походной кухни. Это повара, чтобы не выдавать дымком расположение батальона, затемно готовили завтрак. Да еще иногда прошуршат по тропинке шаги дозора, идущего на смену наблюдателям, выставленным на опушке леса.
Утром разведчики принесли хорошую весть: немецкий штаб под охраной танков и бронетранспортеров двинулся из города на юг. За ним опять пошли боевые части. Не так густо, как в первый день. С интервалами в пятнадцать — двадцать минут пылят по дороге полукилометровые колонны врага.
Около двенадцати часов дня с запада стал нарастать гул самолетов. Они прошли над лесом, а сколько — за деревьями не разглядишь. Вскоре послышались густые разрывы. У многих мелькнула мысль: «Если бомбят, значит, наши где-то недалеко». Бойцы стали собираться поближе к машинам. Те, кто просушивали портянки на ветках, быстренько принялись обуваться. Разговоры притихли.