Небо заволокло тучами. Все три колонны, находясь друг от друга на расстоянии четырех-пяти километров, настойчиво шли вперед, поддерживая между собой связь по радио. Радисты сообщали место своего нахождения по кодированной карте.
Ближе к середине ночи, когда батальон был от Мешково уже километрах в шестидесяти, вдруг прервалась связь с колонной роты Логинова, двигавшейся справа. Сам старшина Гафуров на центральной штабной радиостанции сел за ключ, но и у него ничего не получилось. Прошло полчаса, а связи с Логиновым так и не было. Как было намечено заранее, средняя и левая колонны остановились на часовой привал переждать самое темное время.
В правую колонну вызвался поехать на мотоцикле с коляской старший лейтенант Соловьев. Старшина Гафуров, не надеясь на подготовку радиста в колонне Логинова, решил послать туда на помощь Женю Дорошенко. Соловьев сам сел за руль, водителя посадил на заднее седло, а Женю — в коляску. Мотоцикл глухо заурчал и умчался в темноту.
Понтонеры, подмяв под себя начавшую колоситься пшеницу, расположились на короткий отдых рядом с машинами и тракторами. Через некоторое время затихли негромкие разговоры, наступила глубокая тишина. Корнев сидел рядом с Гафуровым и с нетерпением ждал связи с колонной Логинова. Старшина методически то через микрофон, то ключом вызывал пропавшую станцию.
Неудача сопутствовала и Соловьеву. Больше часа он плутал в кромешной темноте по степи, дважды натыкался на стоянки немецких подразделений. Потом выехал на полевой стан, расспросил чабана, где находится. Оказывается, даже вернулся к Мешково на десяток километров. Муторно стало на душе Соловьева. «Ведь я сам к немцам заехал. А вдруг не вырвусь из вражеского окружения? Вот называется снял судимость». Поразмыслив, Соловьев решил заночевать в стане, дождаться рассвета.
Жена чабана принесла ведро воды, предложила умыться. Женя сняла и стряхнула в сторонке от костра гимнастерку.
— Товарищ старший лейтенант, слейте мне из ковшика, а потом я вам.
Голос Жени прервал невеселые мысли Соловьева. На какое-то мгновение в нем проснулось чувство, которое он питал к девушке с тех пор, как она появилась в батальоне. Соловьев тоже снял гимнастерку, стряхнул ее, зачерпнул ковшиком воду из ведерка, полил Жене на руки, потом плеснул на шею.
— Ой, холодно! — вскрикнула Женя, резко закинув руки на шею.
Ворот казенной рубашки с распустившимися тесемками вместо пуговиц распахнулся, и при свете костра Соловьев увидел девичьи груди.
Пока умывался Соловьев, хозяйка полевого стана успела подогреть на костре котелок с кулешом, пригласила поужинать.
Когда гости поели, она, наливая в кружку Соловьеву чай, настоянный на душистых степных травах, сказала:
— Я вам у стожка под навесом ряднинки кину. Как стелить — порознь или вместе? — Кивнула в сторону Жени.
Сам не зная почему, Соловьев ответил:
— Врозь не заскучаем, вместе не поссоримся.
Мотоциклист устроился спать в коляске. Соловьев и Женя улеглись на домотканой подстилке, накрылись рядниной.
— Страшно, — прошептала Женя. — Кругом немцы. Не угодить бы в плен.
У Соловьева сжалось сердце. Он и сам думал о том же. И про себя решил: «Живым не сдамся. Последний патрон — себе».
— Может, вырвемся, — ответил он, чтобы как-то утешить девушку, прижавшуюся к нему.
Голова у обоих пошла кругом, и они бросились друг другу в объятия.
В то же самое время на другом краю степи, за сотню километров от Соловьева, искал свой батальон и политрук Ястребинский. Двое суток назад он видел на горизонте колонну с понтонами, но догнать ее не смог: на его машине пробило прокладку головки блока мотора. Машина еле шла, а потом и вовсе остановилась. В поле увидели брошенный комбайн, разобрали его двигатель, сняли прокладку, поставили на свой мотор. Несмотря на ранение, Ястребинский как мог помогал шоферу и киномеханику. Как ни старались, на ремонт машины затратили почти полсуток.
Поехали в том направлении, в каком ушла колонна с понтонами. На поворотах дороги Ястребинский искал указки батальона, но их почему-то не было, хотя в станицах и редких хуторах люди говорили, что видели машины с железными лодками. Так добрались до Дона недалеко от станицы Цимлянской. И здесь узнали, что догнали не свой, а батальон Борченко. К большому огорчению Ястребинского, Борис Диомидович не имел сведений о батальоне Корнева. Но он посоветовал справиться о нем в находящемся недалеко батальоне Григорьева.