Брюс: Уэйн, ты что, не понимаешь, что ничего из этого все равно не выйдет. Неважно, что я там буду говорить или делать, все равно закон есть закон.
Уэйн: Все эти законы — дерьмо собачье, Брюс, и ты сам это понимаешь! Закон он всегда такой, каким люди его хотят видеть. Сегодня этот закон так понимают, а завтра уже по-другому, и никогда он не бывает одинаковым для всех. Для белого человека он такой, а для черного уже другой. Для богатого такой, для бедного не такой. Его можно как хочешь вылепить, как кусок дерьма, любой формы. И никто не знает, в каком виде он будет завтра. Так что, Брюс, увидишь: после твоего выступления мы со Скаут уже не будем считаться подлыми убийцами. На нас уже будут по-разному смотреть: для одних мы станем героями, для других жертвами несправедливости, нас будут называть то монстрами, то святыми, то еще кем-нибудь, смотря кто чего напишет. Мы станем центром, основной темой национальных дебатов! Нас все будут обсуждать, и это обсуждение затронет самые основы нашего общества.
Скаут: Ну разве не прелесть он, когда так вот говорит, а? Я просто балдею от таких речей, и откуда только ты всего этого нахватался?
Уэйн: Телевидение, куколка моя. Все оттуда. Да любой, кто смотрит телевизор постоянно, может таких красивых фраз оттуда набраться, что все описаются.
Брюс: Уэйн, ты хоть себя послушай, чего ты говоришь: «основная тема национальных дебатов», ё-моё! Ну ты даешь! Да ты кем себя вообще воображаешь? Ты же просто отморозок, обычный бандит.
Вэлвет: Папа, не говори так!
Уэйн: А ты не просекаешь, Брюс! Ведь лучше ситуации для такого телерепортажа и не придумаешь. Представь, что все увидят на экранах: король Голливуда, двое знаменитых убийц, умирающая модель с обложки Плейбоя, выцветшая кошелка в виде бывшей жены, испорченное и сексуальное юное создание, кровь, оружие — все, что нужно, здесь имеется. Ни один зритель в жизни не забудет такой сцены. Это навсегда запечатлеется в их мозгах, и только представь себе, Брюс, представь, где бы ты ни появился, они навсегда запомнят тебя таким: как ты стоишь, обняв своих жертв, меня и Скаут, а Брук умирает у твоих ног, произнося последние слова: «Америка, проснись! Мы посеяли ветер, а пожнем бурю!» (звонит телефон) Дорогая, возьми трубку.
Скаут (говорит в трубку): Алло… Это говорит Скаут, чем могу помочь?
Уэйн (выхватывает у нее из рук трубку): Ну что, телевизионщики готовы?
Скаут (обращается к Вэлвет): Так обычно отвечают по телефону в гостиницах, и мне кажется, что это очень приятно. А Уэйн только и умеет рявкать в трубку.
Уэйн: Да! Я иду вниз. В общем, Брюс, ты подумай о том, что я только что тебе сказал. Надеюсь, ты понимаешь, что с вами будет, если ты не выполнишь мои требования. Вернусь обратно через пять минут.
Скаут: Жду тебя, мой герой. (они обнимаются, и Уэйн уходит. Все садятся, с опаской поглядывая на оружие в руках Скаут) Видите, какой он у меня умница, а?
Брюс: Не такой уж он умный, если думает, что я выполню его требования, я не собираюсь говорить то, что он хочет.
Скаут: Скажешь, куда ты денешься. Ты здесь больше не главный.
Брюс: Ты, что, думаешь, я на самом деле буду участвовать в этом цирковом представлении! В этом спектакле по национальному телевидению. И не думай, я не могу этого сделать. Потому что есть такая вещь, которая называется достоинство, есть принципы, которыми не может поступиться настоящая творческая личность, чтоб ты знала.
Брук (говорит еле-еле, с трудом): Меня подстрелили!
Вэлвет: Брук, молчи, ты только делаешь себе хуже.
Брук: Он еще смеет рассуждать о своем вонючем достоинстве.
Брюс: Брук, но это же не я в тебя выстрелил, и вообще, мне еще нужно подумать обо всем этом! Я понимаю, что тебе сейчас плохо, но как только я смогу тебе чем-нибудь помочь, я тут же помогу. Но в данный момент я, к сожалению, бессилен…
Вэлвет: Пап, только я тебя прошу — не надо сейчас рассуждать о достоинстве личности. Это уж совсем ни к чему в данный момент.
Брюс: Но я ведь должен думать об общественном резонансе, о том, какие последствия это может вызвать. То, что они требуют, это просто аморально, это даже неприлично… Они хотят, чтобы я придумывал оправдания убийствам. И так уже люди готовы откупиться от всего, начиная от вождения автомобиля в пьяном виде и кончая…
Фарра: О, господи! Опять он за свое. Слушай, Брюс, смени пластинку.