Стало опять не по себе. Хотя, кого я обманываю, не по себе стало еще в день, когда проснулась и поняла, что слияние не состоялось. С тех пор заварилась эта каша. Давно пора с ней что-то делать, иначе мы никогда не выберемся из тех проблем, что нависли над нами стаей грозовых туч несвершившегося «ор эйн соф».
Я посильнее обхватила мужскую ладонь и тоже зашагала вперед, проходя под каменистым сводом. Тут свет стал сильнее, ослепляя нас. Оглянувшись, увидела, как зрачки Лема сузились до двух маленьких черных точек, подбородок был нацелен вперед, шаг отрывист, полон решимости. Что бы нас ни ждало за этим повтором, с ним я готова была попробовать это узнать.
Стоило пронестись неясным мыслям в голове, как перед глазами предстали ОНИ. В этот раз прижатая к губам ладонь не заглушила крик, рвущийся наружу.
ЛЕМ
Просыпался медленно, тело сковывала непреодолимая усталость и полное нежелание двигаться. Полежав так с несколько секунд, распахнул глаза, и, не вставая, обвел взглядом пространство. Я был на какой-то поляне, и, чуть повернувшись на боку, увидел уходящие вверх ступени. «Мы наконец-то достигли вершины!» — эта мысль принесла облегчение. Странно, но рядом не было сумок, да и лежал я почему-то на голой земле в теплой мантии, хотя у подножья храма уже должно было быть достаточно тепло.
Окончательно придя в себя, поднялся и потянулся, а потом пораженно замер. Шагах в десяти-пятнадцати от того места, где стоял, увидел расстеленное одеяло, на котором спала женщина. Кто это мог быть? Еще один паломник? Осторожно приблизился, оставаясь вне поля ее зрения и стал наблюдать. Вот незнакомка проснулась и, немного завозившись, потянулась к точно такой же, как у меня, сумке, а потом тонкой изящной рукой достала фляжку. Я замер, пораженный одновременно и ужасом, и счастьем. Отойдя от первичного шока, облизал вмиг пересохшие губы и позвал, не веря сам себе:
— Сейя.
Женщина не обернулась, как будто не желала подтверждать мою догадку, а лишь упорно отвинтила крышку фляжки и сделала глоток.
Попробовал еще раз:
— Сейя.
На этот раз женщина испуганно подавилась, и, закашлявшись, обернулась. В ее глазах я увидел собственное потрясение. Теперь не было сомнений: передо мной сидела Сейя — моя ор пними. Я смотрел на нее, и она была словно знакомая незнакомка: какие-то детали ее облика, въевшиеся, казалось, в кожу, отдавались приятным спазмом в сердце, другие, доселе абсолютно неизведанные и незамеченные, спустя несколько секунд уже гармонично дополняли такой любимый образ. Родные, изученные досконально черты лица приобрели женскую мягкость, утонченность; волосы такого же как у меня глубокого черного цвета были заплетены в тугую косу, доходившую почти до пояса. Разноцветные глаза, которые каждое утро отражались в зеркальной глади, смотрели недоуменно, и спустя секунду полные, словно очерченные умелой рукой, изящные губы выдавили полувздох-полувопрос:
— Лем? — ладонь моей визави несмело потянулась ко мне.
Как я мог отказать? Как мог устоять? Чем бы ни было это видение: обманом зрения, ловушкой хитрых Богов – я однозначно проиграл. Поэтому, подавшись вперед, позволил чужой ладони вцепиться мертвой хваткой в свой рукав, а после чуть потянул вверх ее обладательницу, побуждая подняться.
— Но как ты здесь оказался?
Как будто услышал свой собственный голос, но выше, мягче, не такой грубый. Он ласкал слух и успокаивал, хоть и дрожал сейчас от нервного возбуждения и, возможно, холода. Странно, но ор пними была в одной рубашке, тогда как на мне все еще была надета теплая мантия. Бросив взгляд на место ночевки, увидел точно такую же, но лежащую бесформенной кучей рядом с одеялами. Сейе, видимо, пришла та же мысль, потому что она быстро оглянулась, но уже спустя секунду снова смотрела на меня.
Этой встречи не должно было состояться ни сейчас, ни после достижения единения. Ор пними не могут видеть друг друга как отдельного андрогина, только как целое; ощущать сознание своей половинки, но не иметь возможности коснуться. И счастье, и проклятие. Поэтому происходящее сейчас ненормально, но не значит, что оно от этого менее желанно.