Повторяя про себя четверостишие, закинув голову к небу, мне удалось поймать ритм, заключенный в музыку в сознании. Рифмованные строки о бедной несчастной птице, попавшей в обитель Бога смерти по своей неопытности, полностью отогнали когтистые лапы страха, вцепившегося в мои чресла.
Конечности на остывшей земле окончательно замерзли, камень под спиной кололся и царапал плоть. До полуночи осталась всего пара мгновений.
Выдыхаемый воздух смешивается с холодным, превращается в пар и тут же рассеивается. Климат на севере суровей нашего жаркого Мирта и его предместий. Холодные ночи сменялись влажными и более теплыми днями, но солнце уже не палило, пытаясь расколоть землю. Оно слегка припекало, согревало, но лишь до раннего вечера.
Обхватив плечи руками, немного потерла ладонями кожу под шерстяной шалью: та и мерзла, и чесалась. Ноги затекли от неудобного положения.
Последнее, что успело пронестись перед моими слезящимися глазами – это яркая звезда в созвездии Эридана. Будто сам полубог решил стеречь наш с Лемом сон до самого утра, одобряя бессознательное состояние, завладевшее нашим телом, через секунду. Раз – и перед глазами мгла, нет никаких мыслей. Наступила абсолютная тишина во всех пустошах.
ЛЕМ
Подходил к концу третий месяц нашего пути через пустоши Бесконечного Молчания. Вдали уже виднелись верхушки деревьев Ледяного леса. Это чудо природы издали казалось состоящим из одного сплошного холода и снега. Хотя до границы пустошей оставалось еще около месяца пути, то есть примерно две тысячи километров, если считать, что мы с Сейей проходим в день минимум по пять, то по сравнению с тем отрезком, что мы преодолели – это сущий пустяк.
Климат менялся с приближением к лесу: ночи становились холоднее, световой день – короче, а значит, количество часов, в которые можно безбоязненно двигаться вперед, тоже сократилось. Вечерами становилось так промозгло, что даже просто идти было тяжело. Сильные порывы колючего ветра, достигающего порой десяти метров в секунду (прихватил для этого с собой отцовский анемометр), почти валили с ног, и приходилось двигаться с дополнительным усилием, что непомерно расходовало запас сил. Поэтому привалы становились длиннее и устраивать их надо было чаще. Радовало лишь то, что с приближением к лесу мест для ночевки появлялось все больше: огромные скальные гряды возникали то тут, то там, словно сами по себе вырастали из-под земли. Однако, в этом был и минус: ночью приходилось стелить одеяла в несколько слоев, иначе можно было себе что-нибудь отморозить. Я с нетерпением ждал, когда же мы наконец войдем в Ледяные леса и можно будет развести костер.
И вот спустя месяц это наконец произошло, мы дошли до царства вечного холода. Я удостоился чести первым пересечь черту, разделяющую пустоши и леса. Хотя, строго говоря, такой видимой границы не существовало, просто постепенно под ногами начинал хрустеть бесконечный снег, под которым скрывалась растрескавшаяся мерзлая земля. Забравшись поглубже в лес, насколько это было возможно при почти полностью угасшем дне - всего семь часов между восходом и закатом – устроил небольшой привал. А точнее, спрятал сумки в ветвях раскидистого дерева, под которым расчистил от снега площадку небольшой лопаткой, так кстати прихваченной нами. Под огромным сугробом обнаружилось толстое полено, которое можно было использовать в качестве скамейки. Вытащив из сумки игломет, извлек один дротик из него и убрал оружие обратно. Нужно сначала счистить яд и прокалить дротик для большей прочности, если сегодня я хотел съесть настоящего мяса, а не очередной корешок или яблоко.
Набрав в ближайшей окрестности сухих, хоть и замерзших, веток, сложил небольшой очаг из утрамбованного снега, а внутри выложил шалашик из веток - сначала мелкие, потом большие. В середину поместил сушняк, специально захваченный из самого Мирта, из нашего сада. Чиркнул огнивом – и ничего не произошло. Попробовал еще раз и еще, но только с четвертого раза появился небольшой огонек, от которого вскоре разгорелся весь шалашик. Теперь оставалось только вовремя подкидывать дрова, и тепло было обеспечено. Вымазал острие дротика в снегу и, обернув руку нижней полой теплой мантии, оттер видимые следы яда. Потом, когда костер достаточно разгорелся, поместил дротик в самый центр и, медленно поворачивая и следя за тем, чтобы он не загорелся, прокалил, а после опустил снова в снег и опять оттер полами одежды. Проделав подобный маневр еще пять раз, счел, что яд достаточно вытравился, а дротик получил нужную закалку. Подумав, решил таким образом прокалить еще несколько, а после сделать пометку на полях для Сейи. Дротики без яда убрал в сумку рядом с иглометом, но не вставляя в него. Кроме самого первого.
Разворошил костер, оставив лишь тлеющие угли, и помолился всем Богам, чтобы не пошел снег. Тогда после возвращения можно будет легко разжечь огонь снова. И последнее нужно взять из сумки - охотничий нож. Все остальное оружие - мою каскару и стилет Сейи – убрал на дерево к вещам. В охоте они будут мне только мешать.
Таким образом, собравшись и надежно закрепив сумки в ветвях, углубился в чащу, идя с подветренной стороны. Пусть и считалось, что в лесах не водилось крупных хищников, рисковать всё же не стоило. Пройдя около полутора километров вглубь чащи, наконец остановился, увидев искомое, а точнее, небольшого белого зайца, на свою беду остановившегося по центру обширной поляны. Медленно опустился на одно колено прямо в снег, скрываясь полностью за кустами, и, положив игломет на свободную руку, прицелился. Вдохнул, и на выдохе выстрелил, с первого же раза попав в цель: дротик угодил ровно в левый глаз бедняге, прошив того насквозь и выйдя с другой стороны головы. Заяц тут же повалился в снег. Смерть его была быстрой и безболезненной. Выскочив из-за кустов, подбежал к трупику.
- Благословенная Эйта, прими душу этого животного в свое царство, ибо умер он не забавы ради, а дабы сохранить жизнь другому, - склонил голову на несколько секунд.
Считалось, что убийство ради забавы других живых существ, за исключением големов и бесполых, конечно, вызывает гнев Богов. Поэтому эта своеобразная молитва была неким откупом перед Эйтой - богиней царства мертвых.
Тут же на месте освежевал и выпотрошил зайца, закопав все отходы поглубже, чтобы не учуяли хищники. После отер тушку снегом для выхода излишка крови, и направился к месту стоянки. Там соорудил подобие вертела из небольших палочек и раздул еще тлеющие угли. Разделал зайца на несколько кусков, так как была опасность, что целиком в некоторых местах туша останется сырой. Взяв небольшой ломоть мяса, разместил его над огнем и принялся медленно переворачивать, чтоб равномерно прожарилось.
Солнце село еще когда я на поляне разделывал зайца, так что надо было внимательно следить за временем, чтобы Сейя не очнулась лицом в сугробе или того хуже - в костре. За таким неспешным делом, как жарка мяса, я вновь отдался своим мыслям и, на несколько минут отвлекшись от тушки на вертеле, достал из сумки фолиант, открыв на одной из записей Сейи. Расположившись у костра, склонился ближе к свету и прочитал:
«У меня нет больше сил. Даже детеныши койотов агрессивны и опасны. Лечебные травы, что были в тканом кошеле, закончились. Не оглядывайся назад. Сейя»
Каждый раз я с нетерпением открывал книгу на нужных страницах, чтобы поскорее узнать, как переносит этот поход ор пними. И иногда, например, после прочтения подобных записей, меня пугало моральное состояние Сейи. Одновременно с этим выводило из себя собственное бессилие: я мог ей помочь разве что несколькими словами. Даже не способен быть просто рядом хотя бы в мыслях. Надеюсь, обнаружение запасов мяса улучшит состояние ор пними. Стоит радоваться, что первая встреча с дикими хищниками пустошей выпала на мою долю.