Вообще-то существовало множество офицерских клубов, куда Йоссариан не вложил ни капли труда, но клубом на Пьяносе он особенно гордился. Это был могучий — и нерукотворный, если говорить о Йоссариане, — памятник его решительной непреклонности. Пока клуб строили, Йоссариана там никто не видел, а когда строительство завершилось, его практически только там в свободное время и можно было увидеть — очень уж нравился ему этот приземистый и крытый щепой, но вместительный и добротный дом. Дом был построен на совесть, а главное, Йоссариан проникался горделивым чувством полновесного свершения всякий раз, как он подходил к нему и вспоминал, что туда не вложено ни капли его труда.
А когда они с Клевинджером обзывали друг друга психами, их было четверо за столиком в офицерском клубе. Они сидели в глубине зала, у стола для игры в кости, на котором Эпплби неизменно выигрывал. Эпплби так же искусно метал кости, как играл в пинг-понг, а играл в пинг-понг так же ловко, как делал любое дело. Ему превосходно удавалось все, за что бы он ни взялся, этому светловолосому парню из Айовы, который ухитрялся верить в Бога, Святое Материнство и Американский Образ Жизни, никогда не задумываясь о столь сложных понятиях, — причем каждый, кто его знал, относился к нему с искренней симпатией.
— Ненавижу поганца, — жалобно проворчал Йоссариан.
А спор с Клевинджером начался у них на несколько минут раньше, когда под руками у Йоссариана не оказалось пулемета. Народу было в клубе — не протолкнешься. К бару не протолкнешься, к столу для пинг-понга не протолкнешься, к столику для игры в кости не протолкнешься, а люди, которых Йоссариан хотел расстрелять из пулемета, беззаботно напевали, протолкавшись к стойке, старые чувствительные песенки — и никому, кроме него, эти песенки почему-то не надоедали. За отсутствием пулемета он со злобным сладострастием растоптал каблуком шарик для пинг-понга, подкатившийся ему под ноги.
— Ну Йоссариан, — ухмыльчиво перемолвились игроки и, покачав головами, достали из коробки другой шарик.
— Ну Йоссариан, — тотчас же отозвался Йоссариан.
— Йоссариан, — шепотом предостерег его Нетли.
— Понял, про что я толковал? — спросил Клевинджер.
— Ну Йоссариан! — с откровенным смехом и гораздо громче повторили игроки, услышав, как он их передразнил.
— Ну Йоссариан! — эхом откликнулся Йоссариан.
— Ну пожалуйста, Йоссариан! — умоляюще прошипел Нетли.
— Понял, про что я толковал? — спросил Клевинджер. — У него антисоциальный психоз.
— Да уймись ты. — сказал Клевинджеру Дэнбар. Ему нравился Клевинджер, потому что тот наводил на него тусклое уныние и время тянулось медленней.
— Так ведь Эпплби-то здесь даже нет! — с торжеством уязвил Йоссариана Клевинджер.
— А кому здесь нужен Эпплби? — спросил Йоссариан.
— И полковника Кошкарта нет.
— А кому здесь нужен полковник Кошкарт?
— Да какого же поганца ты ненавидишь?
— А кто из поганцев здесь есть?
— Нет, с тобой бессмысленно разговаривать, — решил Клевинджер. — Ты даже не знаешь, кого ненавидишь.
— Прекрасно знаю, — возразил Йоссариан. — Того, кто пытается меня отравить.
— Никто тебя не пытается отравить.
— Два раза уже пытались — неужто не помнишь? Когда мы штурмовали Феррару и Болонью.
— Тогда всех чуть не отравили, — напомнил ему Клевинджер.
— А мне, думаешь, от этого легче?
— Так не отравили же! — лютея от беспомощности, выкрикнул Клевинджер.
Насколько ему помнится, принялся с терпеливой улыбкой растолковывать Клевинджеру Йоссариан, кто-то всегда пытается его прикончить. Кое-кому он по нраву, а все остальные его ненавидят — видимо, за то, что он ассириец, — и хотят сжить со свету. Да только ничего они с ним не сделают, потому что у него в невинном теле здоровый дух, а сил — как у буйвола. Ничего они с ним не сделают, потому что он Тарзан, Мандрэйк и Флеш Гордон. Он Билл Шекспир. Он Каин, Улисс и Летучий Голландец. Он Лот в Содоме и Деирдре Печальница. Он Свинни в соловьином саду. Он таинственный элемент Зэт-247. Он…
— Псих! — завопил Клевинджер. — Законченный псих!