Агурчиков разглядел в дверях огромную фигуру с явно бандитской мор… лицом, из которой и три класса образования сочинить затруднительно, болезненно сморщился и пропищал:
– Я – Агурчиков, а не Огурчиков…
Дело в том, что заскучавший Агурчиков, не видавший в своей квартире уже десять лет постороннего человека, встретив Ваньку из соседнего подъезда, который плел что-то о побитых мордах, что ему нельзя идти домой, и напрашивался в гости, возрадовался случаю общения.
Агурчиков, вспомнив о супе и желтеньком лимоне, купленном из декабрьской пенсии к новогоднему чаю, пригласил Ваньку поговорить-пообщаться в тепле. Тот же, видимо, не полагаясь на комтеплоуслуги, прихватил с собой бутылку согревающей жидкости, чем очень огорчил Агурчикова. Узнав, что Агурчиков не употребляет, Ванька засиял и обрадовался, что бутылка приходится на душу населения, немедленно этой душой припал к горлышку и, кувыркнувшись на пол, захрапел. Утром измученный Агурчиков обнаружил, что гость, не притронувшись к еде, исчез вместе с пустой бутылкой, и облегченно вздохнул… И вот на тебе!
– Огурец, сегодня 31-е. Спасибо Гаврилычу – напомнил. В жисть себе не простил бы, если б такой праздник упустил.
Моментально столик покрылся какой-то газеткой, на которой оказались три стограммовых стаканчика и огромный соленый огурец, оставивший по себе на газете продолговатое темное пятно.
– Гаврилыч! – скомандовал Ванька, – а ну посей человеку. Я тебе какой-то каши в карманы насовал. Чтоб деньги водились.
– Ой! – воскликнул Агурчиков. Это Гаврилыч засыпал ему глаза какой-то мелкой крупой.
Вскоре гости охмелели. Ванька нахвалится не мог Гаврилычем, из любви к Гаврилычу расцеловал почему-то Агурчикова, выпил его рюмку и рассказал неприличнейший анекдот. Гаврилыч все время молчал, вероятно, под грузом тройного высшего образования.
– Помидорчиков, тьфу, как тебя… Я хотел сказать, помидоров неси, – вскричал Ванька.
– У меня нет помидоров, а я – Агурчиков, – пролепетал бедный хозяин.
– Во! – поднял кверху палец Ванька. – Даже помидоров нет. Вот тебе, Гаврилыч, и твои пять институтов. Огурец сорок лет на морозе и в дождь в строительстве проработал, а для пенсии размер получки главное, а не то, что ты горб гнул. То есть получается тогда не доедал на мелкую зарплату, и на пенсии голодай, а кто ветчину с икрой уплетал, тот и на пенсии питайся соответственно. А я за справедливость. Доставай, Гаврилыч.
Гаврилыч из плетеной сумки потянул трехлитровую банку. Да, видно, неаккуратно потянул. Она вдруг грохнулась на доски пола и со взрывом разлетелась на осколки. В комнате запахло пивной. Ванька позеленел.
– Ты, твою …, зачем за крышку?
Гаврилыч от потрясения обрел дар речи, ранее ему не доступный, и сказал почему-то тоненьким голоском:
– Я – гад…
И тут приключилась драка. Агурчиков крестился руками и ногами, до того жуткое было зрелище. В общем, от стульев, употребленных в качестве оружия, мало что интересного осталось; и неизвестно, что бы еще Ванька сделал с дорогим другом Гаврилычем, если бы не прозвучал звонок. Отворив дверь, Агурчиков увидел некое явление с круглым лицом, имевшим сходство с Ванькиным и украшенным разноцветным пятном, очертаниями своими напоминавшем Австралию на карте. Явление раздвоилось. Та половина, которая с Австралией, оказалась Ванькиной женой, а другая – низкого роста милиционером.
– Вон гляньте на того изверга. Морду мене побыв, палец осё зламав, из-за него другой палец поризала, когда винегрет варыла. Забирайте его! У людей праздник, а тут окно выбыв, дочке голову разбыв, зятя побыв, телевизор зламав – ще и бутыль первака спер, а за это его убить мало.
Все свои слова половина с Австралией подкрепляла хорошими тумаками.
– Да это не меня убить надо, а Гаврилыча, – орал Ванька, отбиваясь. – Ты еще не знаешь, что он с твоим родным бутлем сделал… Смотри, Огурец, до чего эти бабы доводят: сидели мирно, тихо, по душам по-мужски беседовали. Она пришла – скандал устроила.
И, когда Ваньку с Гаврилычем выводили, Агурчиков расслышал слова соседки с нижнего этажа:
– Зачем мне моя жизнь, если мне на морду будет водка капать?
На что Ванька успел выкрикнуть:
– Морду не подставляй, не будет капать.
Грустно стало Агурчикову. Жаль, что прошлого не вернуть. И пошел Агурчиков пить чай с желтеньким лимоном, купленным из декабрьской пенсии, в полном одиночестве.
10 -11 декабря 1996 г.
2007
Ничего страшного
Известно, у нас народ все сплошь философы. Но отдельно скажем о Василии Терентьевиче Бесчасном. Образования он особого не имеет: так кое-где учился, зато книжки и газеты читает день-деньской, и послушать его любопытно.