— Ни за что! Он хорошо целуется, но вместо мозгов у него опилки. — Кэт допила пиво. — Теперь ты, Маргарет. Сейчас узнаем, что ждет тебя впереди…
— Ладно, поехали. — Мэг начала читать нараспев: — «Трусы умирают тысячу раз… — вдруг ее голос понизился и закончила она совсем тихо: — …а храбрецы лишь однажды».
Девушки переглянулись, на их лицах плясали отблески пламени.
— Самое дурацкое предсказание, какое я только когда-нибудь слышала, — быстро нашлась Кэт.
— Верно, дурацкое, — согласилась Джордан. — Никакого смысла…
Девушки вдруг заметили, что вокруг стало темно, словно кто-то внезапно потушил дневной свет. Вверх по скалам поползли густые тени, и даже пламя костра уменьшилось и замигало. Одна за другой заржали лошади. Мэг испуганно вскочила, и ее руки непроизвольно потянулись к шее, чтобы коснуться амулета, с которым она не расставалась.
— Пора возвращаться, — заявила Кэт и стала собирать пустые коробки и банки, а Джордан начала вытряхивать плед. Мэг все еще молча стояла как завороженная, глядя на горы.
— Мэг, это всего лишь глупый пирожок с гаданием. — Кэт дотронулась до плеча сестры. — Джордан ведь тоже попалась какая-то чушь. Скорее всего их написал какой-то шизик.
— Я понимаю, но…
— Надо сказать, что и место это какое-то жутковатое, — вполголоса произнесла Джордан. — Не знаю, может, из-за того, что в голову лезет легенда о вихрях и прочей мистике, которую связывают со здешними горами, но мне вдруг захотелось поскорее убраться отсюда.
— Мне тоже, — вздрогнула Мэг. Она бросила свою бумажку в тлеющий костер, а Джордан и Кэт тут же последовали ее примеру.
Когда Мэг забрасывала костер землей, она заметила, что резко похолодало.
— Мне даже захотелось почистить нашу конюшню «Б», — сказала она и попыталась засмеяться.
В полном молчании они отвязали лошадей и затоптали тлеющие угли. Когда на темно-багровом небе появились первые звезды, они уже во весь опор мчались к ранчо.
Однако, как бы они ни гнали лошадей, в каком бы направлении ни скакали, будущее уже поджидало их.
И все три всадницы галопом мчались прямо навстречу будущему, каждая — своему.
1
Атланта, август 1996 года
— Хватит тебе дрыхнуть, соня несчастная. Вставай и радуй мир своей красотой.
Голос Бернси царапал слух Мэг, словно наждак. Она застонала и накрылась подушкой.
— Еще минут десять.
— Никаких десяти минут. — Алиса Бернс вырвала у нее подушку и швырнула на пол, — Если хочешь спокойно поплавать в бассейне, пока он не набит визжащими детьми, надо подняться сейчас же.
— Неужели уже половина седьмого? Не может быть! — Мэг с трудом поднялась и мутными от сна глазами взглянула на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. — Боже, я спала всего пять часов — да и то первые четыре часа не в счет.
Она снова рухнула на постель, перекатилась на бок и натянула на голову одеяло, но старшая компаньонка безжалостно сорвала его и отбросила прочь.
— Мэг! У тебя будет жуткий вид, если ты не искупаешься. Ты сама просила меня разбудить тебя пораньше ради бассейна…
— Ладно, ладно, — сонно забормотала Мэг. — Мне вообще не требуется сон. Я автомат. Заведи пружину, и я буду улыбаться, есть цыплят, целовать детей, перерезать ленточки, раз…
— Ты знала, детка, во что ввязываешься, — одернула ее Алиса Бернс. Но ее глаза понимающе улыбались при виде того, как Мэг покорно встает с постели. — У меня большой опыт. Я прошла через все это, разъезжая в течение семи лет с разными «Мисс Америка», и все они ближе к августу начинали ныть. Давай-ка поторопись, машина приедет к девяти.
— Дай мне хоть две минуты на сборы.
— Хорошо — три.
Три минуты. Потом снова начнется гонка, устало подумала Мэг, закрыв дверь ванной комнаты и наклоняясь над белой раковиной. Впрочем, плавание поможет ей взбодриться, ведь предстоит долгий и напряженный день.
Мэг посмотрела на себя в запотевшее зеркало и зажмурилась от отвращения. Ужасный вид — это еще слабо сказано, подумала она, с такой рожей только людей пугать. Волосы светло-коричневого цвета уныло повисли сосульками. Тушь для ресниц — вчера она слишком устала и поленилась ее смыть — размазалась по щекам, и, конечно, после умывания под глазами все равно останутся синие круги.
Еще три недели продлится эта умопомрачительная пытка. Еще целых три недели ей придется переезжать из города в город; говорить, давать автографы, вести модные шоу-программы. И все это по четырнадцать часов в день. «А потом я смогу уступить эту жизнь на подмостках, в огнях рампы, какой-нибудь другой наивной дурочке, чтобы та провела следующий год своей жизни, колеся по стране, питаясь холодными цыплятами и улыбаясь, улыбаясь, улыбаясь, пока ей не покажется, что ее безукоризненно накрашенное лицо вот-вот треснет от этих улыбок».
— Бернси, скажи мне вот что, — крикнула Мэг появляясь в дверях ванной комнаты. — Где я, кто я такая и чем мне предстоит сегодня заниматься?
— Поверь мне, милая, тебя это вовсе не должно интересовать, — весело ответила Бернси, запихивая свою фланелевую ночную рубашку ярко-розового цвета в пластиковую сумку для белья и принимаясь упаковывать чемодан. За все эти месяцы Мэг ни разу не видела, чтобы Бернси спала в чем-либо еще, кроме этой розовой фланели. Компаньонка постоянно жаловалась на кондиционеры и даже летом таскала за собой повсюду серый шерстяной свитер с пуговицами из темного янтаря. Впрочем, под просторными, скромного вида вязаными костюмами и кардиганами она носила красные кружевные лифчики и кокетливые трусики. Мэг втихомолку посмеивалась: Алиса Бернс была типичной старой девой с разными закидонами, пристрастием к вестернам и способностью проглатывать такое количество пончиков с ореховым мороженым, что Мэг просто немела от изумления. Другой ее спутницей, сменявшей Бернси в нескончаемых разъездах по стране, была начисто лишенная юмора кочерга с пушком платинового цвета на голове, неизменным жемчугом на тонкой, как тростник, шее и пастельного цвета ногтями, напоминающими когти. Она удивительно походила на серого пуделька с собачьей выставки, и это впечатление усиливали ее семенящая походка и резкий, пронзительный голос.
— Солнце взошло, а я не стала моложе, — задумчиво произнесла Бернси, когда Мэг натянула на себя коралловый купальник и сунула ноги в шлепанцы на ремешках.
Теперь, после того как Мэг почистила зубы и ополоснула лицо холодной водой, она уже почти проснулась. Выглянув из окна, она увидела бледно-розовый отсвет зари, разлившейся на горизонте. Красиво. Спокойно. И в бассейне тоже будет спокойно, если ей удастся поплавать до прихода детей из секции подводного плавания, о которых ей напоминала Бернси.
Она схватила сумку и очки и выскочила за дверь.
— Ты всегда меня расстраиваешь, Бернси! — крикнула Мэг через плечо, однако в ее зеленовато-синих глазах сверкнули веселые искорки, когда Бернси попыталась ей что-то ответить.
Утреннее солнце согрело Мэг, и она вдохнула полной грудью воздух Атланты, насыщенный ароматами магнолии с легкой примесью запаха хлорки. Она швырнула на шезлонг полотенце, а Бернси в это время по телефону заказала завтрак. Все предвещало замечательный день. Жаль только, что придется почти все время находиться или в лимузинах, или в бетонных домах с кондиционерами. Окончательно стряхнув с себя паутину сна, Мэг вспомнила, что ей предстоит сегодня много дел: выступление в колледже Франклина Рузвельта, затем ленч в Ассоциации женщин из разных университетов Америки, после чего последует церемония открытия какого-то нового кинотеатра, и в половине шестого вечера она должна дать интервью в программе новостей телевизионной студии. Причем это будет прямой эфир. Потом они с Бернси поедут в аэропорт и уже в восемь часов вечера вылетят в Новый Орлеан.
«Не думай об этом, иначе снова захочется забраться в постель», — одернула она себя, закручивая свою пышную кудрявую гриву в узел на голове. Она замерла на миг и, подставив лицо ласковому солнцу, впитывала в себя душистый утренний воздух.
Бассейн в солярии на крыше отеля был почти пуст, если не считать Бернси, устроившейся в шезлонге, видимо, с зачитанным, а потому растрепанным томиком нового вестерна на коленях.