Я осторожно огляделась через плечо, однако позади клубилась только непроницаемая мгла, скрывающая и улицу, и дома, и даже небо, поднимаясь над нашими головами наподобие купола. И как-то тихо подозрительно… не может же быть так, чтобы за всё это время не проехал ни один мобиль и не прошёл ни один прохожий? Или этот чудо-туман поглощал все посторонние звуки?
Отлично. Вопить «караул, убивают, насилуют» бесполезно.
– Ты была искателем, – пробормотала я, вспомнив рассказанное Рианн сегодня.
– Была, – Фиамма резким, неестественным движением дёрнула головой, что, признаться, в человеческом исполнении смотрелось довольно жутковато. Показалось на мгновение, что голова сейчас и вовсе отделится от тела и улетит куда-нибудь в сторону. – Когда-то давно. Я была свободна. У меня… словно были крылья. Каждый искатель приносит… своего рода клятву верности Лилату, каждый обещает отдать всего себя городу… не другим людям и нелюдям, не начальникам и главам кланов, не всем этим бесчисленным хозяевам предприятий, бизнесов и банд. Нет, ты хранишь верность Лилату, и только ему, получаешь возможность свободно покидать его пределы, приносить и уносить с собой что вздумается. Надо только не забывать возвращаться, – в глазах Фиаммы появилось мечтательное, почти нежное выражение, которого я прежде за ней не замечала. – Вы едины, вы часть друг друга, вечная, неделимая… Но что дано однажды, то можно и забрать, не так ли? И клятвы верности ничего не стоят. Особенно для городов. Все предают, Тесса, никому нельзя верить, ничью руку помощи нельзя принимать. Лилат меня предал. Бросил на откуп извечному Ничто, лишил крыльев, запер в кольце собственных стен. Я хотела вернуть его… его внимание. Искала проводников, надеясь добиться ответа через них. Нашла Эвана и после некоторого наблюдения он показался не самым плохими вариантом. Я согласилась работать на Эвана, помогала ему… знания искателя, даже бывшего, всегда пригодятся в его деле. Он начал мне доверять, – секретарь подняла руку, посмотрела задумчиво на собственные пальцы с накоротко остриженными ногтями без намёка на даже бесцветный лак. – Почему вы так стремитесь доверять кому-либо? Едва знаете того, кто рядом, едва ли хотите узнать его по-настоящему, но уже доверяете, слепо отдаёте ему все помыслы и чаяния, будто он никогда вас не предаст, никогда не растопчет. Это нецелесообразно, рискованно – так открываться. И ради чего?
В голосе Фиаммы прозвучало настолько искреннее непонимание, что я аж растерялась. Что тут можно ответить? Да, мы такие, зачастую ни вурдалака не знаем своих же близких, просто не хотим ни знать, ни вникать в чужие проблемы, однако доверяем безоговорочно? Что нам нужен тот, на кого мы можем положиться, кому мы и впрямь отдадим все наши мечты, надежды и мысли? Необязательно возлюбленный, но родич или друг?
– Это ведь делает вас слабыми. Уязвимыми. Посмотри на Эвана, во что он превратился за каких-то неполных две недели? Раздираем противоречиями, сам не знает, чего хочет, а если вдруг получит то, что хочет, то едва ли будет понимать, что с этим желаемым делать.
– Поэтому ты пыталась убить его? – спросила я напрямик.
– Я не пыталась убить Эвана. Реши я сделать это и убила бы сразу, а не позволила бы уйти. И ты – сама по себе – мне тоже не нужна.
Я убрала письмо обратно в карман, вскинула левую руку.
– Значит, вот что тебе нужно – браслет?
– Это не браслет, это – знак его внимания, его милости, – Фиамма удостоила украшение взглядом почти обожающим, а меня – откровенно неприязненным.
– Его? – я тоже посмотрела на браслет.
И пропустила удар.
Меня попросту оторвало от твёрдой земли и швырнуло на ограду, приложило чувствительно, до разноцветных мошек перед глазами, звона в ушах и гула в голове. Впрочем, даже сейчас Фиамма не била в полную силу – подозреваю, ударь она как следует и после меня удалось бы разве что отскрести от местного забора. С глухим стоном я сползла по ограде, без особого успеха пытаясь собраться и с мыслями, и с силами.
И что делать? Все приёмы самозащиты, каким учил папа, годятся только для людей, но никак не против нечеловеческого существа из Сумеречной долины. Предложить забрать браслет, если уж он так Фиамме нужен, тоже не выход, вряд ли украшение легко снимется само, а с секретаря станется попробовать избавить меня от него вместе с рукой.