– Тесса! – Арсенио бросился за мной, попытался перехватить у самой створки, однако я выставила локоть, уворачиваясь от мужских рук, и вышла в коридор.
Голова немного кружилась, в горле пересохло, отчего жутко хотелось пить, и пол мягко покачивался под моими босыми ступнями, но я не сдавалась и продолжала упорно идти. Мне просто жизненно необходимо убедиться, что Эван жив и в ближайшие шестьдесят-семьдесят лет умирать точно не собирается, а там уж можно будет и о прочих вещах подумать.
– Тесса, да постой ты! – Арсенио догнал меня возле лестницы, подхватил на руки и осторожно спустился в холл. – Ещё споткнёшься, упадёшь, шею себе свернёшь и что мне делать? Эван меня тогда вряд ли простит.
В холле инкуб поставил меня на ноги, однако руки не убрал и поддерживал, пока вёл к лестнице в подвал. По ней уже пришлось спускаться самостоятельно – ступеньки узковаты и крутоваты, чтобы можно было красиво сойти по ним с трепетной обморочной девой на руках. Я направилась к «комнате отдыха» Эвана, Арсенио тенью следовал за мной. Массивная дверь оказалась самую малость приоткрыта, но схватиться за ручку и распахнуть створку пошире я не успела. Оная открылась без моего участия, изнутри, являя застывшего на пороге Байрона, непривычно, без обычной нарочитой небрежности растрёпанного, хмурого, в брюках и запачканной кровью рубашке.
– Не рановато ли ты собралась на прогулку? – нелюбезным тоном осведомился Байрон.
– В самый раз, – возразила я и попыталась просочиться мимо загородившего проход инкуба.
– А мне кажется, рано тебе ещё разгуливать, – Байрон чуть подался ко мне, не позволяя пройти. – И ты-то куда смотрел? – добавил недовольно, обращаясь к приятелю.
Арсенио беспомощно развёл руками.
– Впусти её, – донёсся из глубины помещения усталый голос Рианн.
Байрон пожал плечами – дескать, как скажешь, милая, – и отступил в сторону. Я осторожно перешагнула через порог.
Светильников в комнате прибавилось, хотя сейчас горел только один, тот, что в нише в стене. На столике вместо бутылки с алкоголем куча пузырьков с неизвестным содержимым, стакан с водой – правда, подозреваю, пила из этого стакана исключительно Рианн, – и тазик. Тёмные разводы на полу мешались с клочками чёрной шерсти и белыми кусками перевязочного материала, в воздухе витал странный резкий запах, похожий на какой-то травяной настой. Рианн, сгорбившись и сцепив руки на коленях, растрёпанная не меньше Байрона, бледная, сидела на стуле и отстранённо смотрела на крупное тело волка, невесть как поместившееся на лежак. Перемотанный бок зверя тяжело, неровно вздымался, глаза закрыты, все четыре лапы свешивались с края постели, слишком узкой для волка таких размеров.
По крайней мере, Эван дышал.
Пока дышал.
– Мы не бессмертны и не настолько живучи, как принято думать о нашем народе, – едва слышно заговорила Рианн, не поворачивая ко мне головы. – Если раны слишком тяжёлые, если внешних и внутренних повреждений слишком много, то процесс восстановления может начаться не сразу. А если он начнётся позже необходимого или не начнётся вовсе, если организм чересчур ослабнет, то повреждения станут необратимыми.
И оборотень умрёт.
Я сглотнула подступивший к горлу противный вязкий ком и зачем-то нащупала подвеску на шее.
– Наверное, ему не следовало оборачиваться… – пробормотала я.
– Наверное, – эхом откликнулась Рианн. – Но наша звериная ипостась физически сильнее, выносливее, в этом облике больше шансов выжить в случае необходимости.
Если только перекидывание не добьёт окончательно.
Байрон глянул на приятеля, застывшего за моей спиной, качнул головой в сторону двери и Арсенио шагнул ко мне, взял за руку.
– Ну вот, на Эвана ты посмотрела и убедилась, что он жив, а теперь давай вернёмся в спальню и уделим немного времени себе, хорошо? – начал Арсенио увещевать преувеличенно ласково, словно разговаривая с дитём малолетним. – Приведёшь себя в порядок, а то погляди, на кого ты похожа… затем, если хочешь, можешь поесть, а потом ты нам всё подробно расскажешь: и о том, куда и зачем ты пошла, и о Фиамме…
Спохватившись, я посмотрела на свои запястья.
Браслета по-прежнему нет.