Д а н а. А еще я очень сентиментальная.
Д м и т р и й. И как это проявляется?
Д а н а. По-разному.
Д м и т р и й. Например?
Д а н а. Ну, например, некоторые визуальные эффекты вызывают у меня слезы.
Д м и т р и й. Визуальные эффекты? Это какие?
Д а н а. Салют, например. Или рекламные ролики.
Д м и т р и й. Какие ролики?
Д а н а. Ну, когда какой-нибудь творожок рекламируют. Или кошачий корм. Или когда какой-нибудь депутат про детей-сирот рассказывает...
Д м и т р и й. Ну, ты даешь! А над рекламными проспектами не рыдаешь? Над магазинными вывесками?
Д а н а. Если там бездомные животные, рыдаю.
Д м и т р и й. Порыдай надо мной. Я тоже бездомный в эту ночь.
Д а н а. Ничего подобного! У вас есть крыша над головой и еда. Я принесу матрас из лаборантской, мы сдвинем парты, и вы отлично отдохнете.
Дана уходит в лаборантскую, возвращается с матрасом. Дмитрий сдвигает парты, укладывает матрас, ложится. Дана зажигает спиртовку, свет на сцене чуть приглушается.
Д м и т р и й. А ты на чем спать будешь?
Д а н а. На раскладушке. Я всегда на ней сплю.
Д м и т р и й. Здесь или вообще?
Д а н а. Везде. И здесь, и дома.
Д м и т р и й. Не жестко?
Д а н а. Нормально, я привыкла.
Д м и т р и й (задумчиво). Привыкла... Привычка рождает потребность...
Д а н а. Это вы о чем?
Д м и т р и й. О себе. О своих привычках, порядках, рутине...
Д а н а. Интересно. А рутина - это что?
Д м и т р и й. Работа, в каком-то смысле.
Д а н а. Ваша работа? Но ведь там столько внезапного, неожиданного... Встречи, люди, ситуации... Это ведь не конвейер на фабрике.
Д м и т р и й. А чем конвейер на фабрике хуже?
Д а н а. Ну, вы даете!
Д м и т р и й. Ты просто много не понимаешь. Пока. В однообразии есть элемент медитации. А в буднях журналиста нет ничего, кроме суеты.
Д а н а. Вам не хватает времени на размышление?
Д м и т р и й. Мне не хватает времени на себя. Ты знаешь, я ведь тоже пью. Нет, не алкоголь, конечно. Я пью эту самую работу. Каждый день, почти без выходных. Чтобы забыться, чтобы ничего не видеть... Вот и получается, что я, представитель самой свободной профессии - самый несвободный человек...
Д а н а. Вы что - совсем не отдыхаете?
Д м и т р и й. Отдыхаю. Но привычка работать так велика, что удовольствия все равно не получается.
Д а н а. А где вы обычно отдыхаете? На даче?
Д м и т р и й. В Европе. Зимой в Италии, летом во Франции.
Д а н а. Круто! А я дома.
Д м и т р и й (вздыхая, как бы не слыша). Дома... Хорошо тебе, ты дома... А меня в Москве ждут. Очень ждут.
Д а н а. Не завидуйте. Я дома, но мое отсутствие в квартире никто не замечает.
Д м и т р и й. А мать твоего парня?
Д а н а. Не знаю. Мы в хороших отношениях, но у нее своя жизнь.
Д м и т р и й. И все-таки: почему ты с ней живешь?
Д а н а. Она готовит самые лучшие котлеты в мире.
Д м и т р и й. Оригинально. У тебя есть братья или сестры?
Д а н а. Нет. А у вас?
Д м и т р и й. Тоже нет. (пауза). У меня есть дочь. Вернее, была...
Д а н а. Почему была?
Д м и т р и й. Потому что... Потому что она погибла.
Д а н а. Давно?
Д м и т р и й. Два года назад. Случайная, нелепая смерть. Гуляла по крыше. Одна. И никто не смог ей помочь...
Д а н а. Я вам сочувствую...
Д м и т р и й. Спасибо.
Д а н а. А чем занималась ваша дочь?
Д м и т р и й. Училась в школе.
Д а н а. Значит, она была младше меня?
Д м и т р и й. Не намного.
Д а н а. А как ее звали?
Д м и т р и й. Вика. Виктория... Знаешь, я ведь вначале совсем не хотел ни жены, ни детей... Все это выглядело так уныло, особенно на примере моих друзей. Более того, я всерьез подумывал, что к старости, когда разбогатею, найму актеров, и они будут играть мою семью.
Д а н а. Забавно... А потом?
Д м и т р и й. А потом появилась она. Художница. Хрупкое личико в тонких очках без оправы, изящная фигурка в маленьком фиолетовом платье... Это было открытие выставки нашего общего друга. И - мое личное открытие! Открытие девушки с мольбертом... В ее невесомой руке дымилась сигарета, а на безымянном пальце "тусклое кольцо внезапно преломляло двести ватт". Красиво, правда? Это Бродский. В общем, как только я понял, что эта женщина дана мне свыше, мне тут же позвонили и вызвали на передачу. А мне так не хотелось уходить! Я спросил номер ее телефона, но рядом не оказалось ни одного клочка бумаги. Тогда она вытащила стельку из туфельки - боже мой, этой Золушке были велики туфли тридцать шестого размера! - и написала телефон прямо на ней, на стельке. Так мы познакомились.
Д а н а. Как романтично! А потом?
Д м и т р и й. Потом она развелась со своим мужем, мы стали жить вместе, у нас родилась Вика. Такой же тоненький стебелек, как ее мама...
Д а н а. А потом?