Но самым поразительным на его лице были глаза, большие и широко открытые. Казалось, он каким-то сознательным напряжением мышц заставлял их все время быть широко раскрытыми, складывалось впечатление, будто он всю жизнь тренировал эти мышцы, чтобы придать глазам детское выражение искренности и невинности.
Девушка была еще совсем юной. Она, не раздумывая, пришла в дом к этому толстогубому политикану и теперь вот сидела в кресле в своем коротеньком платьице с заниженной талией, обнажив пару очаровательных, обтянутых модными чулочками ножек, без сомнения способных занять первое место на любом конкурсе красоты. Она сидела, такая чистенькая и свежая, и смотрела на него из-под полей шляпки, дерзко сдвинутой чуть-чуть набок, и весь ее вид говорил о том, что она вполне способна постоять за себя, но в глазах затаился страх.
— Насколько я поняла, у вас с отцом были какие-то дела. — На этот раз в ее голосе прозвучали испуганные нотки, и я был уверен, что Герман это заметил.
Его голос источал приторную любезность:
— Надеюсь, вы не будете возражать, мисс Чэдвик, если я задам вам несколько вопросов, прежде чем перейду к делу? Полагаю, вам были хорошо известны привычки вашего отца, в частности, его привычка составлять долговые расписки?
Явно озадаченная, она кивнула:
— Ну конечно. Думаю, многие знали об этой его привычке. У него была целая папка с готовыми бланками, и он пользовался только ими. Даже отправляясь в банк, он брал с собой эту папку. Отец начитался про разных мошенников, которые подделывают счета и долговые расписки, и всегда вел себя осторожно. К тому же ему нравилось быть не таким, как все.
Герман изобразил на лице сияющую улыбку:
— Вот-вот… А теперь, с вашего разрешения…
Он шагнул в угол, я внимательно следил за его движениями. Он наклонился, словно для того, чтобы поднять что-то с пола, отодвинул картину и набрал код металлического сейфа. Бог мой, что за зрелище предстало пред моими глазами! Настоящее банковское хранилище.
Распахнув дверцу, он достал из сейфа какие-то бумаги и подошел к девушке:
— Вам знакомо вот это?
При взгляде на бумагу у девушки вырвалось восклицание:
— Ну конечно! Это одна из расписок моего отца, он должен выплатить вам десять тысяч долларов.
Глядя на нее натужно раскрытыми глазами, Дон Дж.
Герман высунул толстый язык и облизнул свои пористые губы:
— Значит, вы согласны, что это его почерк?
Девушка кивнула:
— Да, это его рука.
Герман подошел к столу и уселся в кресло. Всем своим видом он буквально источал удовлетворение. Я успел внимательно разглядеть бумагу.
— И как вы думаете, что делать с этой бумагой?
Я видел: он хочет сказать что-то еще, и она, похоже, тоже это почувствовала. Лицо ее побледнело, но весь вид говорил о том, что она не собиралась позволять какому-то мошеннику диктовать ей условия или даже просто видеть ее в растерянности. Раскрыв сумочку, она принялась подкрашивать губы малиновой помадой.
— Я об этом не думала, — ответила она, рассматривая свое отражение в зеркальце.
— Это был политический подкуп, — сказал Герман.
Тоненьким пальчиком она подправила помаду на губах:
— Я этому не верю. Впрочем, какое это имеет значение? Вы получите сполна по этой расписке. Я не хочу только, чтобы об этом узнала моя мать. Если вы не понесете бумагу в суд, я собственноручно напишу вам расписку на одиннадцать тысяч долларов.
— Вы не хотите, чтобы стало известно, что у вашего отца были дела со мной? — вкрадчиво поинтересовался Герман.
Она убрала зеркальце и смело взглянула ему в глаза:
— Мой отец вел честную жизнь, он был порядочным человеком. И если у вас есть его расписка, то это, скорее всего, шантаж. Мы оба знаем это, и ни к чему попусту тратить время. Если вы обратитесь с этой распиской в суд, все подумают, что отец был замешан в грязном политическом деле с подкупом должностного лица. Моя мать не выдержит такого удара. Вам это прекрасно известно, поэтому вы и пригласили меня. Итак, чего вы хотите?
С этими словами она захлопнула сумочку, сверкнув обтянутой гладким чулком коленкой, положила одну ногу на другую и рассмеялась сладким ангельским голоском.
Ей удалось поставить Германа в тупик, но он быстро пришел в себя:
— Вы правы, мисс Чэдвик, я действительно кое-чего хочу и перейду к этому вопросу через минуту. Буду с вами откровенен. Эта расписка и в самом деле нечто вроде орудия шантажа — своеобразная деловая договоренность между вашим отцом и мной. В политике он всегда брал надо мною верх и, как вам известно, поносил меня в своих речах. Один только факт, что я располагаю подлинной распиской вашего отца, способен сразить наповал кое-кого из ваших друзей, принадлежащих к утонченному изысканному обществу, не правда ли?