Мама…Как наверное она сейчас переживает, не зная где он, что с ним…
Любава увидела страдальческую гримасу на красивом юношеском лице.
– О чём ты задумался, Алекс?
Он очнулся и открыл глаза. Девушка с тревогой смотрела на него.
– О чём ты думал? – повторила она свой вопрос, – на твоём лице было страдание и тревога. Как будто-бы ты вспомнил о чём-то далёком, что безвозвратно потерянном .
« Она что, умеет читать мысли?– удивился Алекс.
– Да нет, всё в порядке.
Девушка, успокоенная его словами, отвернулась и вырвав очередной цветок вплела его уже в почти готовый венок.
Алекс вновь и вновь возвращался к своим невесёлым мыслям. Его деятельная натура не желала мириться с создавшимся положением: неужели нет никакого выхода и придётся жить здесь в таком далёком и непонятном прошлом?
Нужно было с кем-то поделиться своими мыслями и сомнениями, но никто же ему не поверит, а посчитают за сумасшедшего. Значит надо, если появилась такая неожиданная возможность, побольше обо всём узнать. А что за ним прилетят рано или поздно, он почти не сомневался. Но так хотелось, чтобы всё-таки это случилось пораньше!
– Как тебе мой венок? – услышал девичий голосок и повернулся .
– В этом венке ты просто сказочная принцесса.
– Это кто же такая?—надула пухлые губки Любава.
– Ну как княгиня.
– А я и есть княгиня, – гордо повела плечом и длинная толстая коса от этого движения зазмеилась по спине девушки.
– Ну тогда как лесная мавка, – неожиданно вспомнил такой персонаж. – И зачем это девчата плетут венки, ведь цветы мёртвые и скоро завянут?
– Так завтра же праздник – Купала, девушки и плетут себе венки, чтобы пускать их на воду.
– На воду… А зачем?
Любава с подозрением уставилась на него: он что и этого не знает?
– А вот придёшь завтра к реке вечером и всё увидишь сам.
– У вас там что же, будут народные гулянья ?
– Нет, ты скажи, придёшь?
– Не люблю я массового скопления народа. Новый год с трудом переношу и только потому что собираемся с друзьями в лесу, и потом катаемся на лыжах, санях возле убранной ёлки.
– Да странный у вас новый год – по грязи кататься…
– Почему же по грязи ? У нас в тот месяц много снега.
– В берёзозеле у вас такие снега?
– В каком таком березозеле?
– Ты меня, Алекс, прости. Но порой кажется, что у тебя память отшибло или ты просто смеёшься надо мной.
– Почему же? На тех землях, по которым я проходил новый год встречают зимой.
– А, – успокоилась Любава,– а у нас год начинается с березозеля. Тает последний снег, подсыхают лужи, сквозь землю пробиваются тонкие, ещё слабые стебли травы, а на деревьях первые клейкие листики появляются. Природа пробуждается и все сразу начинают собираться в поле, чтобы подготовить землю, а потом засеять зерном. Разве это не начало жизни? Как же может новый год начинаться зимой?– недоумевала девушка.
– Ну у разных народов свои традиции, – оправдывался Алекс.
– Берёзы ведь одни из первых надевают зелёные одежды. Потому и месяц, когда начинается год, называем березозелем. Знаешь, Алекс, я люблю лес, но больше всего люблю берёзки. Какое ещё дерево такое чистое и светлое? В любую погоду, в любое время издали увидишь её, узнаешь, ни с каким деревом не перепутаешь, – мечтательно закончила девушка.
« Да ты сама сродни берёзке – чистая и светлая … И вот что интересно: ведь знаю я эту птичку- невеличку всего ничего, а кажется, что всю жизнь,– подумал, удивляясь самому себе, Алекс.
– А вот в других странах наряжают ёлки и сосны разными игрушками и водят хороводы вокруг деревца, поют песни, танцуют и вообще радуются жизни…
– Мы сделаем такое у нас?
– Конечно, – пообещал Алекс. – Вот будет много снега и мы устроим праздник.
Он снова лёг на спину и послал мысленный посыл космосу: «Ну пожалуйста, пожалуйста, заберите меня поскорее. Я так хочу домой к своим, к цивилизации…».
Стебелёк травы защекотал его под носом и Алекс громко чихнул.
– Ну что, домой? Нас, наверное, заждались,– наклонилась над ним Любава.
– Пойдём, – нехотя поднялся парень.
Они сели на лошадей и медленно поехали в направлении селения.
Во дворе терема шли приготовления к трапезе: секач, уже выпотрошенный, был привязан накрепко к вертелу и двое мужчин медленно прокручивали его над огнём.