— Семен Гаврилыч дома?
— Они в думе…
Кочетов сунул горничной свою визитную карточку, постоял на подъезде и решился ехать прямо в думу, благо чужая лошадь стояла тут же и первая неловкость была сделана.
До думы было рукой подать. Подчищенный двухэтажный каменный дом имел очень приличную внешность, а черная вывеска так и горела золотой надписью. Даже был золотой герб: в голубом поле серебряная лисица, пронизанная золотой стрелой. Нужно заметить, что в Пропадинском уезде, кроме мышей и зайцев, других зверей по штату не полагалось. В подъезде стоял настоящий швейцар и даже швейцар в ливрее. Конечно, это частность и пустяки, но Кочетов почувствовал себя как-то легче при виде такого осязательного знака пропадинской цивилизации.
— Пожалуйте в ремесленную управу — Семен Гаврилыч там чай кушают, — заявил швейцар, не дожидаясь вопроса. — В двенадцать часов они завсегда там…
Чай и ремесленная управа немного не вязались между собой, но что вы поделаете с провинцией?.. По приличной лестнице Кочетов вбежал во второй этаж, заглянул на вывески у дверей — ремесленная управа была сейчас направо, и в приотворенную дверь доносился гул споривших голосов. Из вежливости Кочетов постучал в дверь — ответа не последовало.
— Да вы, сударь, прямо отворяйте дверь, — посоветовала голова швейцара, наблюдавшая неизвестного человека с лестницы:- у нас ведь попросту…
Ничего не оставалось, как только войти «попросту». Большая комната, затянутая табачным дымом, с длинным столом посредине, походила на железнодорожный буфет: на столе кипели два самовара, стояла чайная посуда, корзинки с хлебом и бутылки с ромом, а кругом стола разместились представители местного самоуправления. Появление нового человека произвело некоторую сенсацию, и общий говор смолк.
— Могу я видеть господина городского голову? — осведомился Кочетов, обращаясь к толстому седому старику.
— К вашим услугам… — отозвался краснощекий мужчина средних лет и пошел навстречу гостю с протянутой рукой. — С кем имею честь говорить?
— Врач Кочетов…
— Ах, помилуйте, очень приятно… очень!..
— Я заезжал к вам, но, к сожалению, не застал дома и вот решился… Извините, я, может быть, мешаю вам?
— Вы?.. Нет, вы в самую точку попали, и лучше ничего нельзя было придумать: в двенадцать часов мы всегда здесь, как рыба в ухе… Господа, позвольте представить: наш новый доктор…
Подхватив Кочетова под локоть, голова повел его вокруг стола и быстро рекомендовал присутствующих. Седой старик в очках оказался тем самым Луковкиным, на лошади которого приехал в думу Кочетов, потом следовал член управы Огибенин, затем председатель земской управы Голяшкин, судебный следователь Нагибин, два купца Ивановых, три купца Поповых, старший городской врач Кацман и т. д.
— То-то я смотрю в окошко: на моей лошади кто-то подъезжает к думе, — добродушно басил Луковкин. — Вот, думаю, оказия… Кому бы быть, думаю, а оно вон что вышло. Моя лошадь-то, и кучер мой, Анфим, а седок незнакомый. Хе-хе…
Кочетов начал объясняться, но голова хлопнул его по плечу, усадил насильно к столу и проговорил:
— Перестаньте, батенька: мы что, разве французы какие… У Захара-то Леонтьича лошадь одурела от стояния, а теперь все-таки ей проминаж. Вам же спасибо скажет… У нас, голубчик вы мой, все попросту.
— Все попросту! — ответило несколько голосов зараз.
— Одной семьей живем, миленький вы наш… — продолжал голова и любовно похлопал доктора по плечу. — Чего нам делить? А в двенадцать часов мы всегда здесь, в управе, чайком балуемся… Конечно, оно присутственное место, но дел никаких нет, а напиться в свое время чайку чем не ремесло?.. У нас попросту…
Этот Семен Гаврилыч оказался великим краснобаем и постоянно тыкал своим «попросту». В Пропадинске это слово, кажется, не сходит с языка: и хозяин квартиры, и кучер, и швейцар, и городской голова употребляют его к месту и не к месту.
«Может быть, это местная особенность выражения мыслей, — думал про себя Кочетов:- а может быть, и действительно все живут попросту».
II
Чай в ремесленной управе продолжался довольно долго, и Кочетов успел перезнакомиться со «всем Пропадинском» — город был налицо, так что не нужно было делать и визитов. Эти провинциалы, говоря правду, произвели на него приятное впечатление: действительно, в них было что-то такое простое и добродушное, граничившее с халатом и босыми ногами; даже старший врач Кацман, несмотря на свое семитское происхождение, и тот заразился общим настроением и для первого раза дал коллеге товарищеский совет.